«Удовлетворить запросы журналистов и не навредить следствию». Официальный представитель СК Юлия Гончарова о своей работе
Почему нельзя писать о суицидах.
CityDog.by поговорил с официальным представителем Следственного комитета Юлией Гончаровой. Она каждый день решает, о расследовании каких уголовных дел в стране узнают все, а что вряд ли когда-нибудь выйдет дальше кабинета следователя.
КАК СТАЛА РАБОТАТЬ В СЛЕДСТВЕННОМ КОМИТЕТЕ
– К окончанию средней школы я решила, что буду поступать в Академию МВД на следственно-экспертный факультет. В тот год как раз отменили правила приема, по которым туда могли поступать девушки только из числа мастеров спорта или дети погибших сотрудников. Это сформировало очень большой конкурс на место. Я могу ошибаться, но до сдачи физкультуры было 30 девушек на место, после физкультуры и перед математикой – 11, а итоговый конкурс – 8. Это был первый год, когда ввели ЦТ и когда во вступительные экзамены в гуманитарные вузы ввели математику. Для гуманитариев, которые не склонны к точным наукам, это означало провал. Учительница по математике сказала, что я и близко ничего не решу, потому что я учила ее без энтузиазма, считая, что это не мое. Для абитуриентов Академии вступительные испытания начинаются в январе, когда надо проходить военно-врачебную комиссию. Уже было сформировано мое личное дело, пройдены медицинские комиссии, сданы психологические тестирования – и бросить это все из-за того, что вдруг сделали математику и тестирование?
Несмотря на то что меня без экзаменов принимали в Институт физкультуры, я сдала математику: ровно на столько, чтобы набрать до проходного балла. Физкультура – это был мой конек. Мой основной вид спорта – туристско-прикладное многоборье и скалолазание. Если и сейчас меня попросить завязать какой-нибудь узел, то я смогу это сделать. Я занималась в Щучине, а на сборы мы ездили в Гродно (наша собеседница выросла в Щучине Гродненской области, где находилась большая военная база. – Ред.). В конце школы я была чемпионкой Гродненской области по туристско-прикладному многоборью. Мы регулярно бывали в горных походах в Крыму, Татрах, походах по Беларуси, но сегодня даже если бы мне и захотелось, то выбраться было бы трудно: другой график, работа, ребенок.
КАК ПРОХОДИЛА УЧЕБА В АКАДЕМИИ
Первое звание мне присвоили в 17 лет по поступлению в Академию: рядовой. На Багратиона находится следственный факультет с корпусом и спальным расположением. Выходить без разрешения оттуда запрещено. Строевая жизнь курсанта: подъем, сбор, построение, наряд по курсу. Ты мог отстоять суточный наряд и прийти на латынь, не выучив Gaudeamus.
Я училась в международной группе, где была половина россиян по обмену. Они служат в России, но учатся у нас. С ними было веселее: они проще относились к учебе. Курсант мог встать и сказать преподавателю – рядовой майору или подполковнику: «Знаете, нам не нравится, как вы преподаете. Мы не находим общего языка. Я хочу попросить сменить преподавателя». Но в этом была вся соль нашей группы, потому что в итоге они, глядя на нас, подтянулись в учебе, а мы научились не зацикливаться на каких-то проблемах.
Одновременно с Академией я окончила ГИУСТ БГУ по специальности «переводчик-референт». Теперь это очень помогает в жизни. Но тогда днем были занятия в Академии, а с 18 до 21 шли пары в БГУ. Правда, в Академии я была максималисткой (у меня красный диплом), а в БГУ, если было «7», а не «10», я не страдала.
Арганізацыя прэс-канферэнцыі па справе Regnum’а з’яўляецца заўчаснай, — СК адказаў БАЖу
Следчы камітэт адмовіўся распачынаць справу па факту збіцця рэдактара брэсцкага незалежнага сайта
Прадстаўнік СК Ерашэнкаў асабіста вырашыў не даваць інфармацыю “Газеце Слонімскай”
Журналіст «Бобруйского курьера» атрымаў «здзеклівы» адказ са Следчага камітэта
Следчы камітэт апублікаваў рэкамендацыі для СМІ
КАК НАЧАЛА РАБОТАТЬ СЛЕДОВАТЕЛЕМ
С третьего курса я стажировалась в районных отделах милиции Минска и в ГУВД Миноблисполкома в отделе экономики. Мне выделили несколько уголовных дел: незаконный оборот наркотиков, хулиганство с участием несовершеннолетних, хищение имущества. По распределению я попала на предварительное расследование в РУВД Фрунзенского района.
Фрунзенский район огромный. Там структура преступности очень неоднородная: хватает и насильственных преступлений, и хищений. Дежурные сутки там всегда проходят очень бодро. Я очень хорошо помню свой первый выезд: женщина в токсикологии 3‑й больницы после неудачной попытки суицида. Ее спасли, но, естественно, разговаривать она отказывалась. Я приехала не одна, а с опытным оперативником, который показал, как нужно устанавливать контакт, отбирать объяснения. С 2012 года все следственные подразделения перешли в СК, и я здесь начала работать уже в новом качестве.
КАК РАБОТАЮ ТЕПЕРЬ
Сейчас мой день начинается с общения со следователями, с официальными представителями наших региональных подразделений. Иногда мы выезжаем на места происшествий, когда знаем, что туда уже приехали журналисты. Когда была трагедия в ТЦ «Европа», как туда было не поехать? Нужно было оперативно подготовить информацию, которая удовлетворила бы запрос журналистов и общества и не навредила бы следствию.
У нас спрашивали: какая информация не попадет от нас в СМИ? Не попадет только неправдивая информация. Что касается выбора, то мы сами особо не выбираем. Общество и журналисты сами формируют спрос на информацию. Иногда случается, что от мошенничества пострадало много людей. Если у нас есть раскрытая схема этого мошенничества, мы стараемся ее показать с профилактической целью, чтобы люди не попадали в такие ситуации, проверяли своих контрагентов, просто так не давали деньги на намибийские алмазы.
Практики убирать информацию с сайта СК нет. С сентября сайт обновился, и в процессе переноса данных потерялись материалы из главных новостей. Среди них была и та самая новость о Прокопене. Всем было интересно, когда нужно было покритиковать нас за то, что статья исчезла, но никто не заметил, что информация вернулась на место. Я в Facebook Антону Мотолько ответила на этот счет, поблагодарила за упоминание.
Мы стремимся к тому, чтобы, если личность не является известной персоной, не давать фамилию. «Убийство совершил Петров» – в большинстве случаев это не несет особой смысловой нагрузки. Однако если личные данные очевидны либо вся страна уже знает их, то я подтверждаю, что это, например, известный топ-менеджер.
ОБ ИНФОРМАЦИИ, КОТОРАЯ НЕ РАЗГЛАШАЕТСЯ
Я сторонница того, чтобы СМИ внимательно относились к суицидам. Нельзя акцентировать внимание и давать подробности, каким способом совершено самоубийство. Научных данных в Беларуси об этом нет, но я за последние 5 лет заметила вот что. Если напишешь о суициде, то через несколько дней в сводке появляется информация о новом самоубийстве именно этим способом. Такая информация никакой пользы не принесет. Вот еще пример: деструктивные группы в соцсетях, о которых очень много говорили в СМИ и на телевидении в частности. Я читала протокол допроса ребенка. Девочка говорит: «Я не знала, что это за группа, включила телевизор, там рассказывали, я решила попробовать». Даже один этот факт убеждает меня в том, что не надо на таких темах делать рейтинг. Эффект Вертера никто не отменял.
ГРАНИЦА МЕЖДУ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЗНАЧИМОСТЬЮ И МОРАЛЬНОСТЬЮ
На днях мы готовили информацию о серии изнасилований в Полоцке и Новополоцке. Фигуранты знакомились с девушками на улицах, подпаивали, насиловали, одна из них погибла. Вот видео следственного действия: обнаружение спустя несколько лет места захоронения девушки. Родственники погибшей все это время ее ждали. Представьте, каково смотреть это людям, которые надеялись, что она жива? При этом мы хотим предостеречь общество, донести в данном случае простой посыл о том, что стоит опасаться незнакомцев, тем более употреблять с ними алкоголь. Это и есть та тонкая грань.
Информационное поле имеет огромное значение и оказывает сегодня давление на человека. Да, если человек хочет что-то найти, он найдет, но, если он просто откроет планшет и станет читать новостную ленту, а мы «поможем» наполнить ее деструктивом, это отложится. Особенно у впечатлительных людей и у детей.
ЕСЛИ В СМИ ПОЯВЛЯЕТСЯ НЕГАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ ОБ СК
– Скажите, а вас задело интервью с бывшими сотрудниками СК, которое недавно вышло у наших коллег на kyky.org? Там Следственный комитет подается с неприглядной стороны.
– Я бы не сказала, что совсем уж с неприглядной. Тем более, любое интервью – изложение субъективной позиции человека, каждый имеет право на свое мнение. При этом меня действительно задело. Я считаю, что есть офицерская и корпоративная этика. Я знаю этих следователей, но суть не в этом. Человек носил погоны, ходил по этим коридорам, жил за счет денежного довольствия, которое тут получал. Что-то произошло, он не справился, решил, что пусть кто-то другой допрашивает насильника или думает, как возместить ущерб из-за уклонения от уплаты налогов, а я хочу спокойную работу. Это его право. Но я не понимаю тех, кто уходит и бросает камень: смотрите, как там все плохо.
Я считаю, такой человек не может стать профессионалом, потому что изначально выбрал не то дело. Если ты получаешь кайф от работы, ты чем-то жертвуешь, не замечая этого: своим временем, общением. Любой профессионал четко формирует свое расписание, понимая, что иначе не будет успеха. В том интервью местами проскальзывало что-то вроде посыла «пусть сложные задачи решает кто-то другой». Мы недавно делали интервью с девушкой, которая расследует дела с педофилами. Она не сказала, что хочет уходить в более комфортные условия. Она выбрала работу, которая ей нравится, и, наверное, это превалирует над базовыми потребностями из пирамиды Маслоу.
– А начальство может покритиковать вас за то, что в прессе появился такой материал о внутренней жизни СК?
– Скажу простую вещь: любая критика должна быть конструктивной. В таком случае это только вызывает желание работать качественнее.
– Юлия, недавно СК ответил на петицию, где граждане подписались под рекомендациями, как следователям следует искать пропавшего возле Беловежской пущи Максима Мархалюка. В ответе был намек, чтобы обыватели не занимались не своим делом…
– Объем информации об этом деле будет формироваться в зависимости от следственной ситуации и от того, как решит следователь. Люди имеют право на петицию, мы на нее ответили. Но я напоминаю, что любой человек, который хочет попробовать себя в роли следователя, может получить соответствующее образование и прийти к нам работать. Никто не противопоставляет себя обществу, мы все его часть, но создавать проблему там, где она уже и так есть… Пусть следователи спокойно работают. А мы постараемся в ближайшее время дать актуальную информацию по этому делу.
– Скажите, пожалуйста, если случается, что суд возвращает дело на доработку или оправдывает обвиняемого, принято ли как-то извиняться?
– Многие пытаются вывести нас на эмоциональную сторону, но на самом деле все просто. Вся информация, которой мы обладаем: возбуждение дела, квалификация дела, следственные действия. Мы – служба, которая констатирует процессуальный факт. Есть принцип состязательности сторон: если суд выносит оправдательный приговор, то этот принцип работает хорошо. Другими словами, в споре рождается истина.
О ЛИЧНОЙ СВОБОДЕ
Мне не запрещен выезд за границу. Но у нас есть обязательства: если мне сейчас скажут ехать на выезд, наш разговор прервется, и я поеду. У следователей нет никаких запретов на личные страницы в социальных сетях. У меня есть аккаунт в Facebook и Instagram. Да, я не публикую там фото ребенка, а больше пишу о службе.
Работа влияет на личную жизнь и, наверное, не в сторону мягкости. Всё всегда по часам, расписание у нас непростое. Бывает, что приходится брать дочку на работу, когда в выходные надо заехать. Но это бывает редко. Самое главное – правильно восстанавливаться. Когда ты сама себе принадлежишь, в твой день никто не вмешивается – это уже очень хорошо. А еще я отдыхаю, когда рядом надежные люди и можно поговорить о чем-то отвлеченном.