Зачем герою нужен злодей? Как использовать политических оппонентов рассказывает Анна Мирочник

Почему «хорошие» люди должны уничтожать «плохих», и зачем для этого нужен враг

Великого философа и гениального исследователя языка Михаила Бахтина как-то спросили: «Добро когда-нибудь победит зло?». На что тот ответил: «Не дай бог, иначе жизнь остановится».

Учёный, признанный во всём мире и, кстати, преподававший в 1920‑х годах в Витебске, посвятил себя изучению эстетики словесного творчества. Поэтому прекрасно понимал неразрывность в человеческом сознании цепочек «добро – зло», «герой – злодей». Именно Злодей создаёт фон для блестящих достижений Героя, он является квинтэссенцией зла, на борьбу с которым вокруг лидера объединяются союзники. Не бывает Иванов-Царевичей без Кощеев и Принцесс без колдуний или злых мачех.

Фигура злодея особенно нужна в период кризисов, чтобы отвлечь внимание аудитории от ошибок руководства.

Поэтому, например, мотив «кругом враги» и взаимный накал страстей в отношениях США и России обостряется с наступлением чёрной полосы в экономике. И не случайно каждый день на протяжении почти тридцати лет бывшему зампреду колхоза «Ударник» мерещатся черти и кукловоды: если каждый год от твоих решений становится хуже и хуже, важно найти крайнего, чтобы перенаправить гнев толпы.

Поиск крайнего — сюжет, известный ещё с библейских времён, когда древние иудеи выпускали козла отпущения, чтобы тот искупил грехи народа.

Враг также нужен для роли козла отпущения. Его функция в том, чтобы быть виноватым в ошибках и являться причиной бед. И чем страшнее беда, тем больше толпа нуждается в поиске виноватого.

Посмотрите, как это было реализовано в католической пропаганде: борьба за влияние с католическими сектами, довольно шаткое положение при дворах знати разрозненной Европы препятствовали влиянию и благополучию Святого Престола. Поэтому сначала началась борьба с ересью: чтобы научить христиан верить правильно и зачистить пространство от тех, кто оспаривает догматы Церкви. В будущем от этого в отдельные уголовные преступления будет отделена борьба с ведьмами — теми, чьё существование будет объяснять необразованной толпе, почему ей так плохо живётся. 

Церковной пропаганде способствовала реальность, в которой даже знать была в основном неграмотной. Единственной возможностью узнать, что именно сказано в Писании, был поход в церковь, где священник транслировал идеологически правильные вещи. Многие из них покажутся нам сегодня странными — особенно для верующего человека.

Например, Жанна д’Арк подписала себе смертный приговор, неверно ответив на вопрос следователя «кому она подчиняется во всех деяниях?». Орлеанская дева была религиозна, но безграмотна и не образованна, из-за этого она не знала нюансов богословия и правильных ответов. Поэтому ответила: «Во всех своих деяниях я подчиняюсь Христу». Судебный клерк, который вёл протокол заседания, сделал рядом с этим ответом пометку respon­sio mor­tifera («смертельный ответ»). Правильно было сказать не Христу, а Церкви.

В Средние века монополия на истину находилась в руках Церкви. Именно там решали, кто виноват в свалившихся на человечество бедах. А их на Европу в те времена навалилось огромное количество — и главной проблемой был приближающийся конец света, после которого грешники должны были отправиться в ад, а праведники — в Рай, где их ждало вечное блаженство.

Конец света был гвоздём повестки несколько столетий. Не случившись в 1000 году, Апокалипсис перенёсся на 1037 год. Потом ждали, когда Пасха придётся на Благовещение, и дождались 1038 года, когда Благовещение выпало на субботу (почти воскресенье). Затем шли другие даты.

Многие несбывшиеся пророчества на самом деле влекли за собой массовые смерти, поскольку в ожидании Суда люди не засеивали поля, обрекая себя на голод.

Так, например, произошло и в 1492 году. Многие крестьяне в ожидании неизбежной смерти не вышли на посевную. Голод и последовавший за ним экономический кризис привели к обострению междоусобных войн. Эти беды стали катализаторами других несчастий — в Европе начались эпидемии, пришла чума, унесшая миллионы жизней. Это преподносилось Церковью, как кара Господа через небесные тела: кометы и звёзды, падающие на землю, по мнению средневековых астрономов и медиков, источали ядовитые миазмы и приводили к болезням и безумию.

Запуганные люди начинают искать виноватых. Ими толпа назначает Другого (кого-то отличного и непонятного). Для средневековых европейцев этим Другим становятся ведьмы и еретики, а также представители иных конфессий: евреи, мусульмане, протестанты. И поскольку конец мира близок, единственной возможностью спасения души доброго христианина преподносилось не только соблюдение заповедей, но и непотакание злу: борьба с ним и физическое уничтожение его приспешников. Иначе зло утянет за собой в ад, поэтому уничтожать врага народа не только позволительно, но и почётно.

Идею борьбы с приспешниками Другого человечество повторит многократно. В фашистской Германии ими будут евреи. Во времена Сталинского и Путинского терроров — Запад и его агенты внутри страны. Лукашенко тоже пытается использовать этот сюжет. Но, поскольку он не может позволить компетентных специалистов, получается довольно скомканная история, где врагов много, но чего они хотят от страны, не понятно. 

Функция героя, или бюджетный способ выглядеть ещё более великолепным

Герой необходим обществу в тёмные времена, чтобы сохранять веру в лучшее. С этой имиджевой стратегией связано множество образов революционеров или героев сражений, которые при жёстком противостоянии с врагом приводили свой народ к победе. Чем более долгой была череда поражений и бед, тем красивее реализуется сюжет прихода Мессии после его победы над тотальным врагом. Именно на этой идее построено множество репутационных стратегий и стратегий пропаганды.

Одной из них является стратегия «Золотого века». Вектора развития этого сюжета всего два.

Первый — сплочение союзников ради наступления грандиозного будущего. Прошлое при этом демонизируется, былые достижения обесцениваются, национальная символика не «наследуется», а изобретается заново (как в пропаганде большевиков). Лучшую формулировку этой стратегии мы видим в словах «Интернационала» в переводе советского поэта Аарона Коца:

«Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим —

Кто был ничем, тот станет всем».

Следующий вектор – возвращение былого величия. Базой пропаганды в этом случае становится коллективный нарциссизм, вера в избранность народа, его особый путь и доминирующее место (если не в мире, то хотя бы среди соседей). Прошлое преподносится массам иначе, чем в предыдущем варианте: оно выглядит прекрасным мифом, где люди живут счастливо и стабильно, пока враг не лишает их благоденствия.

Возрождение прекрасного прошлого продаёт туркам Эрдоган, заигрывая с фантазиями о восстановлении Османской Империи. Возрождение величия — ключевой тезис предвыборной компании Дональда Трампа. Лозунг «Make Amer­i­ca great again», а также обвинительная риторика в адрес мигрантов во многом способствовали победе на президентских выборах 2016 года. Это же мы видим у Путина: с памятниками Сталину и запуганными нищими людьми, желающими «повторить».

Лукашенко работает в этом же векторе. Он ностальгирует по СССР, практически копирует государственную символику времён Советского Союза и пугает людей «идеологическими бомбами». Он работает по большевистским методичкам, в которых враг предстаёт в образе Запада, «желающего подчинить весь мир». За Западом традиционно стоит заокеанский Хозяин. Запад и Хозяин, действуя сообща, чтобы разграбить великую страну (живущую исключительно на кредиты).

«Дьявол не имеет созидательной силы»: кому достаётся главное место в истории

Сюжеты политического PR остаются неизменными на протяжении тысячелетий, как и его фундаментальные принципы. Главные из них, при описании врага:

• Оставлять главную роль за собой — и не давать Злодею доминировать в информационном пространстве.

• Не превращать его в субъект свободной воли — то есть, не откликаться на его повестку, а инициировать её самому, культивируя у аудитории уверенность, что повествование движется, исключительно благодаря главному герою. Злодей же просто реагирует на импульсы Героя.

Самую блестящую реализацию этого принципа мы видим в Библии. Есть главная сила — Бог. И есть воплощение злого начала — Дьявол. При этом, внимательно читая религиозные тексты, мы увидим, что Дьявол никогда не изображается равным Богу, хотя Творец порой снисходит до диалога.

Дьявол не является прямой противоположностью Бога. Злодей — не противоположность Героя, а бунтующий против него Вечный второй.

Речь о восставшем ангеле (с древнегреческого слово переводится как «посланник» — ведомая фигура, выполняющая поручения). Сатана, как и прочие ангелы, был создан Творцом, но возгордился, почувствовал себя равным, за что был изгнан. С тех пор его удел «борьба со светом», вечный бунт против родительской фигуры. То есть каким бы страшным ни был бы противник, он никогда не признаётся ровней герою.

Иерархическая ситуация, где есть главная ключевая фигура, без которой невозможен сюжет, и второстепенная ведомая, на протяжении всей истории пытающаяся сравняться с первой, сохраняется не только в христианстве. То же мы видим в исламе и иудаизме. И безусловно, это не является простым совпадением — там, где нужно объединить людей ради грандиозной идеи, важно дать ощущение, что союзники находятся на стороне главного героя и самой сильной (а значит, правильной) идеи. Этого ощущения никогда не достичь, если оппонент будет равным, или если он будет задавать повестку.

Образ врага пропаганда во многом лепит по лекалам, которые использовали древние богословы для описания Дьявола и сил тьмы. Отсюда схожесть приёмов и нарративных стратегий:

- В пропаганде противнику не просто отказано в информационном доминировании — враг абсолютно лишён созидательного потенциала. Созидательная сила есть только у Героя и сторонников добра. Поэтому им отдаётся ключевое место в повествовании и наибольшее количество упоминаний.

- Враг несамостоятелен  — он действует только с чужой помощью. Своих сил напакостить главному герою, по законам жанра, не хватает. Дьявол ничего не может сам, поэтому ищет человека, а враг — обращается за заступничеством и поддержкой «старшего брата».

- Враг силён, но мы сильнее.
Это важный приём, который используется в тёмные времена. Например, в советских СМИ времён Великой отечественной войны, когда многие территории находились под оккупацией. Ведь бороться со слабым стыдно, а с сильным — почётно. Тем ценнее победа.

- Помещение образа врага в «срамной контекст».

Имя вождя для пропаганды сакрально — оно не может фигурировать в неподобающем контексте.

Поэтому российские федеральные каналы заблюривают портреты Путина в сюжетах об обысках и задержаниях в кабинетах коррумпированных чиновников.

То же делали большевистские пропагандисты, с лёгкой руки которых органы НКВД следили, чтобы советские люди не рассказывали анекдотов, где вождь выглядит дураком. И не оскверняли его портреты ненадлежащим использованием. Например, одного из моих родственников отправили в лагерь только за то, что жена завернула ему «ссобойку» в газету, где был изображён портрет Сталина. Известны случаи, когда за такие преступления расстреливали.

Туалетная бумага с портретом неугодного политика, пепельницы и плевательницы с его изображением позволяют лишить диктатора божественного ореола. Этим объясняется стремление политической карикатуры изображать неугодных политиков с голым задом — то есть уязвимыми, недостойными, жалкими.

О вреде публичных дискуссий с противником

Почему Меркель до последнего старалась не звонить Лукашенко? Диалог в политике имеет символическое знание — он возможен только с тем, чью силу признаёшь. Огромное значение имеет не только, с кем дружить, но и от кого держаться подальше, чьи высказывания игнорировать.

Поэтому демократические силы совершают чудовищную ошибку, подпрыгивая на каждый чих диктатора. Начиная оправдываться и «обрабатывать возражения», они создают у аудитории иллюзию равенства, будто его обвинения правдивы, а претензии на власть обоснованы, раз он позволяет говорить в подобном тоне.

Нельзя вступать в диалог с шантажистами и подлецами. Вы проигрываете уже на старте.

Но есть два исключения.

Первое — когда вы готовы уйти ни с чем. Это математически доказано знаменитым математиком Робертом Ауманом, который обосновал, почему Израилю нельзя отступать из Сектора Газа, и математически доказал, что гонка вооружений и риск взаимного уничтожения способствуют миру. Взгляды Ауманна хоть и подвергались регулярной критике, но не мешали ему долгие годы консультировать Агентство США по контролю за вооружением и разоружением. Именно Ауман сформулировал культовую «Дилемму шантажиста», которая изучается многими школами переговоров.

Второе исключение — если вы можете выставить собеседника идиотом в глазах ЕГО целевой аудитории. Лучший кейс в истории, я думаю, миру подарил Фидель Кастро.

В апреле 1961 года на Кубинских пляжах высадились формирования кубинских эмигрантов при поддержке правительства США. Их целью было ликвидировать правительство Кастро. Несколько дней шли бои, в которых участвовали американские военные. Армия Кастро в результате победила, захватив в плен больше тысячи человек. Расстреливать их только что пришедшему к власти герою было нельзя: и последствия международные замучают, и образ борца за свободу можно испортить. Тюрем, где могут все поместиться, нет. Кормить заложников тоже нечем. К удаче Фиделя США инициировали переговоры с предложением выкупа своих граждан.

И Кастро сделал гениальный ход. Он не просил деньги, не выдвигал ужасающие условия — в публичном выступлении будущий кубинский диктатор сказал, что Куба разорена прежним режимом. Больше всего пострадали дети, им нечего есть. Поэтому пришлите, пожалуйста, в обмен за ваших граждан компот для детишек. Правительство Эйзенхауера обрадовалось, что цена вопроса оказалась копеечной — и пригнала к берегам Кубы танкер с компотом.

Кастро своё слово сдержал и отправил на родину пленных, сделав акцент на том, что ценность каждого из них оценивается парой банок компота. Это похоронило карьеры и репутации участников операции: до конца дней они оставались для соотечественников теми, чья «голова обошлась стране в банку компота». Так Кастро поставил точку в военном столкновении, обрёл симпатии ключевых международных партнёров и заставил главного врага относиться к Кубе серьёзно.

Кубинский диктатор, кстати, был гением пропаганды и блестящим оратором. О своём политическом успехе он говорил:

 «Я начинал революцию, имея за собой 82 человека. Если бы мне пришлось повторить это, мне бы хватило пятнадцати или даже десяти. Десять человек и абсолютная вера. Неважно, сколько вас. Важно верить и важно иметь четкий план».

И хотя личность Кастро, мягко скажем, неоднозначна, нельзя отрицать, что ему удалось грандиозное  — он завоевал власть, несмотря на то, что его соперника годами поддерживал влиятельный сосед. США имели прямые экономические интересы, чтобы ставить «своих» кандидатов, против которых боролся Кастро. В их поддержку годами инвестировал деньги, оружие и кадры, и ввели военных, когда ситуация обострилась. Кастро же переломил привычный порядок вещей и даже привлёк к партнёрству сверхдержавы. Всё возможно, даже для маленькой бедной страны.

Однако сделка с диктатурой, как это получилось в случае Кубы и СССР, сродни сделке с дьяволом. Пообещав власть, такой партнёр не допустит благополучия граждан и в качестве платы заберёт их гордость и независимость. Пообещав свободу — сделает козлом отпущения и, подарив несколько относительно свободных лет, отправит за решётку, лишив чести, достоинства и доброго имени. Поэтому белорусам так важно выбирать, о ком писать, с кем садиться за стол переговоров и на чьи импульсы реагировать.

Читайте ещё:

Манипулирование и другие фокусы: как пропаганда редактирует реальность. Рассказывает Анна Мирочник

«Я нават не заўважыла, як стала прычынай усіх мужавых няшчасцяў». Калегі расказалі аб сямейных праблемах у міграцыі

Затрымалі Таццяну Пыцько, жонку палітзняволенага віцебскага відэааператара Вячаслава Лазарава