Самая длинная ночь: что для белорусов изменилось в медиаполе с 9 августа 2020-го?
С последних президентских выборов в Беларуси прошло ровно три года. Где для белорусов лежат возможности для возврата в мировую повестку?
Какого информационного эффекта удалось добиться за это время и как изменилось белорусское медиаполе, рассказывает БАЖ эксперт по информационной гигиене и контрпропаганде, PR-специалист Анна Мирочник.
От страны женщин «вооружённых цветами» — до российской глубинки
До 2020 года мир мало знал о Беларуси. Первым пиком международного интереса был март 2006-го — очередные протесты после президентских выборов, которые тогда Лукашенко по привычке подавил с помощью силовиков. Следующие выборы в декабре 2010 года с жёстким разгоном и последовавшими репрессиями также привлекли внимание мировой общественности. Интересно, что не меньше мир следил за выборами 2015 года, хотя для большинства белорусов эти выборы прошли почти незамеченными.
Неадекватность реакций и жестокость Лукашенко — его успешная стратегия и беспроигрышный способ обратить на себя внимание: 8 из 9 всплесков интереса мировой общественности в контексте Беларуси связаны именно с этим.
В Беларуси почти тридцать лет персоналистская автократия, которая держится в том числе на монополии Лукашенко в новостной повестке. Поэтому все упоминания оказываются в плюс. И, увы, эти упоминания множатся в либеральной прессе, которая сохраняет за Лукашенко статус главной звезды за неимением профессиональных PR-специалистов в командах демократических лидеров, которые могли бы задавать повестку, сняв эту задачу с плеч журналистов. Явный перевес сил в медиаполе очень больно бьёт и по представителям демсил, и по независимым редакциям, количество которых сокращается во многом из-за недостаточно финансирования.
Как изменилось видение Беларуси?
До 2020 года мир про Беларусь не знал почти ничего. Тем не менее, нельзя отрицать, что страна периодически фигурировала в международном поле. Но в довольно специфическом контексте — как вотчина последнего диктатора Европы, дикое место, в котором застыл упадок Советского Союза. Несколько раз белорусам даже удалось мелькнуть в массовой культуре. Например, в эпизоде «Браслет для аплодисментов» комедийного мультипликационного сериала South Park, который вышел в октябре 2013 года.
В нём Беларусь показана как огород, где протестуют забитые, обречённые люди, которые одинаково безразличны Иисусу, мировой общественности, силовикам и своим же соотечественникам. Есть версия, что создатели сериала таким образом иронизировали над молчаливыми акциями протеста 2011 года, вызванными финансовым кризисом, девальвацией рубля и резким повышением цен.
Но в 2020 году имидж Беларуси кардинально изменился. Это произошло за несколько дней, в то время как почти тридцатилетние потуги подневольных чиновников из МИДа даже близко не привели к подобному результату.
Взлёт начался за неделю до выборов, когда женский триумвират стал объектом интереса мировой прессы. Мир восхищался нашими женщинами, мужеством и цивилизованностью белорусов. И горько, с огромным сочувствием реагировали на то, как убегающие от ОМОНа люди останавливались на красный свет, как сгоняли милицию с газонов, как убирали за собой мусор.
Несмотря на то, что Беларусь быстро сошла с мировой повестки, нельзя недооценивать это достижение, частью которого стал каждый из нас. Международная репутация строится не сразу — нужна череда касаний.
Думаю, именно в те дни мы стали нацией. Несмотря на конфликты, разочарования и волны взаимных упрёков, мы всё равно знаем, кто мы — белорусы. Теперь это звучит гордо.
Политическое безрыбье и отсутствие у режима монополии на контент
К выборам 2020 года белорусы пришли в атмосфере острейшего политического кризиса, над созданием которого Лукашенко трудился много лет. Уже с 1994 года он начал масштабные политические чистки, жертвами которых были не только оппоненты, но и многие бывшие союзники.
Единственная надежда слабого политика — отсутствие достойной конкуренции.
В кризисном 1995 году Лукашенко сделал ещё один значимый шаг — снял с должности Иосифа Середича, главного редактора «Народной газеты», одного из самых популярных печатных СМИ Беларуси, которое критически освещала деятельность Лукашенко. На место Середича Лукашенко поставил своего человека, а само медиа личным указом превратил в подотчётное закрытое акционерное общество. Так независимое медиа превратилось в пропагандистский рупор Лукашенко, о подвигах которого «в цитатах и комментариях» пишет уже 30 лет.
Инцидент с «Народной газетой» стал первой громкой расправой Лукашенко над свободной прессой. Параллельно после референдума 1996 года бывший зампред колхоза запустил первую волну массовых репрессий против политиков, журналистов и бизнеса, который, при другом политическом сценарии, мог бы финансировать создание крупных независимых медиа, как это случилось, например, в России 90-ых. Однако Беларуси повезло меньше, чем соседям: гласность у нас закончилась, не начавшись. В отличие от Ельцина, для которого, при всех его недостатках, свобода слова была чем-то вроде священной коровы, у белорусов такого периода не было.
Те, кто в Беларуси реализовался как журналист, сделали это вопреки эпохе и политическому контексту, а не благодаря им.
Препятствия работе журналистов, отсутствие гласности и политического разнообразия — характерная черта недемократических режимов и одно из главных условий сохранения власти при персоналистской автократии. Информационная монополия позволяет достигать сразу нескольких результатов:
-
Поддерживать у электората иллюзию отсутствия альтернативы — если в СМИ не слышны голоса других политиков, складывается ощущение, будто больше никого достойного в стране нет. Значит, нужно довольствоваться малым и быть благодарным за «стабильность».
-
Доносить «правильную» и фильтровать «неправильную» информацию.
-
Назначать изгоев и козлов отпущения.
-
Задавать повестку и оставаться главным ньюсмейкером региона, несмотря на отсутствие успехов или результатов работы.
Это очень нужные автократу вещи, поскольку формируют общественный консенсус и внутреннюю легитимность, то есть добровольное признание политика электоральным большинством. Поэтому Лукашенко так старался эту монополию выстроить. Но, как показали события 2020 года, достичь этого не удалось. Пресса не просто проигнорировала рекомендации: журналисты, даже не ассоциирующиеся с оппозицией взглядами, ещё до выборов начали выпускать крайне опасную для режима повестку.
За что и поплатились. За прошедшие три года из Беларуси были вытеснены большинство негосударственных медиа, их контент внутри страны был признан экстремистским, а многие руководители и журналисты независимых СМИ оказались за решеткой. К третьей годовщине августовский событий в заключении находятся 35 медийщиков.
Многолетние чистки привели к тому, что общество до сих пор бегает в искусственно созданном парадоксе «кто, если не Лукашенко». К сожалению, постепенно за три года спрос в медиаполе на контент демократических сил пошёл на убыль.
Людей больше интересует то, что касается их напрямую, и на что никто из уехавших политиков повлиять не может. В результате повестка офисов, кабинетов и фондов остаётся на дальней периферии новостного поля, и, менять подход к коммуникациям, лидеры, видимо, не торопятся.
Как гласность влияет на деньги и почему нужно писать даже о тех, кто раздражает?
В настоящий момент в белорусском медиаполе есть только два ключевых актора: Светлана Тихановская и её антагонист, который лидирует в повестке с огромным отрывом. Есть ещё несколько политиков второго эшелона вроде Павла Латушко, однако они идут, скорее, в комплексе к активностям Тихановской и редко фигурируют как самостоятельные фигуры. Другие герои в новостные сводки почти не допускаются.
Всё, даже самое прекрасное, тухнет без конкуренции — и за три года мы видим, как увядает интерес к белорусской трагедии. В результате отсутствия политического разнообразия среди героев прессы мы приходим к измельчанию значимости событий внутри сторонников перемен. Например, крупные, по белорусским эмигрантским меркам события, вроде конференции «Новая Беларусь» проходят для мира незаметно — на них не реагирует даже российская независимая пресса (работать с которой необходимо хотя бы потому, что её читают тысячи оставшихся в стране белорусов).
Неинтересны эти мероприятия и самим белорусам: статистика поисковых запросов совсем небольшая, в соцсетях событие обсуждается только теми, кто имеет какое-то отношение к ивенту.
Как следствие, получаем в медиа перепечатки пресс-релизов с казённым языком, одни и те же цитаты демократических лидеров. И ничего по-настоящему важного или интересного для белорусского читателя. В результате повестка офисов, кабинетов и фондов остаётся на дальней периферии отечественного новостного поля, и это сказывается на будущем медиапроектов, которым всё сложнее привлекать аудиторию.
Уверена, аудитории внутри страны инфоповод, связанный с минированием, безразличен, как и тем, кто уехал и начал осваиваться на новом месте. Речь о десятках тысяч пользователей, у которых всё меньше мотивации читать — а значит, и финансово участвовать в поддержке белорусской журналистики. Зато увеличивается количество тех, кто думает, что незавимые медиа «отдаляются» и работают на «окологрантовые сегменты диаспоры».
Это плохая стратегия для всей белорусской прессы, вне зависимости от типа бизнес-модели. Те, кто выживает на гранты, столкнётся с их сокращением (потому что западный политический мир прагматичен и не донатит непопулярным площадкам или политическим аутсайдерам). Те, кто пытается выживать своими средствами или с помощью донатов, также отмечают, что ситуация становится печальнее — люди не инвестируют в то, что не считают актуальным. Удерживать внимание даже лояльной аудитории становится всё труднее.
Внимание — это основная валюта медиарынка.
Например, чтобы удерживать внимание аудитории и получать больше переходов из поиска, американский Forbes выдаёт около 300 материалов каждый день. Американские новостные СМИ — гораздо больше. Потому что за внимание подписчика идёт огромная конкуренция, искусственное сокращение спикеров приводит к сокращению материалов и росту издержек на разработку контента. В то же время предоставление трибуны разным демократическим лидерам позволяет западной прессе увеличивать рентабельность этого актива, потому что в ситуации политического разнообразия политики конкурируют за место в повестке, чтобы оставаться интересными прессе.