Ситуация с политзаключенными отражается на психике всего общества. Мнение психотерапевта Сергея Попова

Когда в стране «иногда не до законов», это означает, что закон как регулирующая функция, которой подчиняются все, без государства и его институтов не будет работать уже никогда, и, видимо, уже давно не работал. Тогда многие люди становятся полностью беззащитными. В этом положении находятся прежде всего политические заключенные.

Мы все понимаем, что это часть репрессий. Однако в последнее время ситуация с политическим заключенными — это уже больше, чем репрессии. Это террор, спонсированный государством. Если раньше власти может быть и намеревались использовать политических заключенных как часть политической стратегии, то сегодня это больше похоже на pub­lic per­for­mance, как обозначил это исследователь Марк Юргенсмейер. Это стратегия завладеть душами людей, доминировать, подавлять, подчинять. Участниками этого перфоманса поневоле становятся реальные живые люди, семьи, группы людей. В нем психические, физические травмы и смерть — реальны.

Режиссеры и исполнители этих действий — люди с террористической ментальностью. На идеологической почве (что очень походит на религиозный фундаментализм) происходит не просто дегуманизация и удаление ненужных людей, как ненужных элементов системы, террористическая ментальность помещает все зло в других. И эти другие должны быть уничтожены, чтобы установить идеальный порядок в стране и в мире. Идеальный в извращенном виде порядок. Смерть человека или отъезд из страны большого количества людей для террористической ментальности всего лишь сопутствующий ущерб.

Террор с использованием политических заключенных, безусловно, максимально разрушительно воздействует прежде всего на самого заключенного. Но как разрушительное цунами, ущерб распространяется на групповой и культурный уровни также.

На индивидуальном уровне человек сталкивается со сложной или повторяющейся травмой. Реакция тела и психики на повторяемость ежедневного насилия в тюрьме или колонии или повторные задержания отличается от реакции на однократно воздействующее травматическое событие. В первом случае психика придумывает специфическую, предназначенную именно для этого события защиту для самосохранения и потом для восстановления. Во втором же, при повторяющейся травме, психика переходит в «оборонительное» состояние, в котором человек и пребывает все время, неизбирательно защищаясь таким образом от всех внешних воздействий. Это безусловно помогает выжить. В медицине и психологии это называют диссоциацией, это можно так же описать как «выход из тела» (leav­ing the body) или исчезновение (dis­ap­pear­ing). Создается такое состояние собственного бытия, которое ощущается как «не я» (not-me). Здесь критичен вопрос времени.

Если приходится долго жить в состоянии «не я», в состоянии «исчезновения», то можно потерять дорогу к самому себе. Погибнуть как личность. Чудовищные сроки, насилие и пытки, лишение контактов с близкими, повторные задержания — это причинение сложной травмы человеку, того, что может его убить без убийства тела. Но как уже упоминалось, террористическая ментальность не озабочена убийствами.

Понимая цену этого механизма диссоциации или жизни как «не я», в наших с вами силах сохранять и поддерживать человека психически живым, не исчезнувшим. Мы знаем имена многих политзаключенных, мы знаем истории жизни некоторых, это очень важно. На нас ответственность быть хранителями их личностей. И это не просто помнить и напоминать другим, но может и говорить от их имени, нести голоса и мысли этих людей другим. Уверен, что когда они вернутся из заключения, это им очень поможет восстанавливаться.

Террор политических заключенных негативно сказывается и на групповом уровне. Все эти последствия уже очевидны. Прежде всего нарушается идентичность человека как члена какой-либо группы — семьи, сообщества, общества в целом, нации. Проблемы идентичности и принадлежности толкают многих людей в опасные объятия кого-то, кто кажется большим и сильным. Это и отказ от своей подлинной истории, и движение на восток, и потребность в идеологии и в «хозяине». Группа перестает выполнять свою функцию — способствовать развитию и процветанию ее участников. Вместо этого мы видим дезинтеграцию, разделение, поляризацию. Отношениями правит параноидная тревога, и по большому счету каждый становится сам по себе.

Также из-за террора и насилия, происходящего в обществе, изменяются и отношения человека с культурой в целом. Меняются нарративы, культура и искусство деградируют, появляются правильные и неправильные музыканты, правильные и неправильные писатели и художники, правильные и неправильные языки и так далее. Одна из задач культуры — способствовать осмыслению действительности и реальности, создавать смыслы, хранить их и развивать. Эта функция разрушается, или если смыслы создаются, то пропагандистски извращенные и искажающие реальность. Примеров этому не счесть.

В итоге мы имеем травмированных людей и общество. В таком обществе стремительно развивается системное насилие и фундаментализм. И за три года с момента начала масштабных репрессий белорусское общество заметно развило эти патологические черты.

Поэтому пока есть хоть один политический заключенный и пока террор продолжается — все до последнего жителя этого общества живут, подвергаясь насилию. Сама среда становится травматизирующей, психическое травмирование происходит, хочет этого человек или не хочет, понимает это или нет. Это такое насилие, которое незаметно пропитывает всё, все аспекты жизни. Вспомните хотя бы лицо и взгляд белорусского пограничника при пересечении границы, или «приветствие» регистратора в поликлинике, или монахиню, которая бьет молодого мужчину. И если некоторые еще не чувствуют и не распознают это, то почувствуют их дети или внуки. Потому что в травмированном обществе травма передается трансгенерационно, через поколения.

Один из выживший в концлагере в Аушвице писатель Жан Амери рассказывал о своем опыте пыток в гестапо: «Он тем самым уничтожает меня. С первого удара. Часть нашей жизни заканчивается, и она уже никогда не сможет возродиться. Кто подвергался пыткам, тот и останется тем, кого продолжают пытать. Пытки неизлечимо выжжены в нем». Без преувеличения можно добавить, это выжжено в каждом, кто принадлежит к белорусскому народу. Многие наверняка будут жить умерщвляя, подавляя или держа в забвении эти части своей души, но тогда из поколения в поколение будет передаваться смерть, а не жизнь.

Что по поводу исполнителей террора, то они даже, скорее всего, не чувствуют, что совершают что-то жестокое. Это состояние демонизации других и чувство праведности своих действий, «священная» война с абсолютным с их точки зрения злом. Открою секрет, за этим террористическим мышлением на самом деле стоит идентичность жертвы, и это очень опасно для других людей. Но об этом в другой раз.

Для чего все это понимать, видеть эту ужасную реальность? Конечно, чтобы найти работающий способ помощи политическим заключенным, чтобы иметь возможность обеспечить безопасность и не недооценить угрозу, чтобы прорабатывать коллективную травму и лечить общество. Но, может быть, самое главное, переживая боль и злость, не начать отрицать и не стать такими же, как те, с кем боремся.

Читайте еще: 

Мининформ заблокировал сайт Plan B

Раскрыццё інфармацыі аб актывах: дзе беларускім журналістам шукаць інфармацыю і на што звярнуць увагу

Беларусы самі будуць шукаць Паўла Брэля. Журналіст знік без вестак у Рабцы-Здруі