Эдуард Мельников: «Горком закрыл мои прямые эфиры: во время их рабочие крыли последними словами то, что творилось в промышленности»

«В год поступления вышел фильм «Журналист», которому я интуитивно не поверил»

— Вы родились в Бобруйске, где и окончили школу. Что повлияло на школьника из районного города выбрать для поступления столичный журфак? 

—  Мой отец, который был для меня авторитетом, часто говорил, что журналисты  ведут интересную жизнь, везде ездят и т. д. Но я понимал, что, помимо того, что они ездят, им надо ещё и писать. С седьмого класса начал вести личный дневник, который веду и по сей день, и даже когда-то издавал свои записи отдельной книгой. Это уже тогда пробуждало во мне некое удовольствие от работы над словом, однако не вело ни к чему конкретному. С девятого класса я стал писать заметки в бобруйскую районную газету «Коммунист» (сейчас «Бабруйскае жыццё» — ред.).  До сих пор помню запах типографской краски и газетных страниц. 

Меня захватил сам процесс, поэтому, когда пришла пора выбирать, понял, что можно совместить работу в районке с поступлением, тем более газета могла дать мне характеристику как внештатному сотруднику. Так решение было принято, и я записался на заочные подготовительные курсы.

На вступительных экзаменах меня спросили «Почему именно журналистика?». Ну и я, романтически настроенный юноша, сказал, что хочу помогать людям. Это желание было связано с тем, что мой отец работал в электросетях в Бобруйске, а мать работала медсестрой. На их примере я увидел, что людям в 60‑е годы жилось тяжело.

Поступление осложнялось тем, что в тот год  вышел фильм Сергея Герасимова «Журналист», которому я интуитивно не поверил. Понимал, что профессия журналиста гораздо «грязнее», чем её показали в фильме.

Однако весь Советский союз ахнул: «Вот это профессия!». Поэтому в тот год конкурс был 50–60 человек на место.

Тем не менее удалось стать студентом журфака Белгосуниверситета.

— Учиться нравилось?

— Факультет журналистики — «альма-матер» для многих коллег моего поколения. Мы, выпускники, вспоминаем его с большой теплотой, но подготовка кадров была основана на большом количестве исторических дисциплин: большевистской, партийно-советской печати, отчасти зарубежной коммунистической печати. Также много стилистики и литературы. Литературу мы изучали очень плотно, в том числе и зарубежную, по периодам. Мы читали десятки романов.

Что касается журналистской практики… Самих практиков в университете было немного. И это чувствовали те студенты, которые хотели работать в журналистике. Мы просто сами шли в редакции: «Чырвоную змену», «Знамя юности» и другие молодёжные газеты. Моя первая серьёзная совместная работа с моим университетским другом Геной была опубликована в «Чырвоной змене». В общем, мало-помалу начинал печататься.

На третьем курсе нас уже распределяли на практику в различные редакции. Я отчётливо помню: староста, буквально пролетая мимо меня в аудитории, сказала следующее: «Мельников, там тебе осталась одна научная редакция на белорусском телевидении. Иди туда на практику!». И когда я туда пришёл, мне тут же дали провести прямой репортаж из Академии наук. Затем, зарекомендовав себя, работал как внештатный автор (по-современному – фрилансер), с третьего по пятый курс, регулярно делая передачи и репортажи из научных лабораторий, институтов. Когда настало время распределяться на работу после университета, белорусское телевидение запросило меня на работу, и выпускная университетская комиссия приняла положительное решение.

«На меня написали докладную в ЦК партии, что таким журналистам в эфире не место»

— Каким было ваше становление в журналистике?

На телевидении произошла одна интересная история. Научная редакция была в структуре главной редакции пропаганды, в которую входили также отделы сельского хозяйства и промышленности.

Меня отправили в сельскую редакцию на «укрепление», хотя я ничего не смыслил в сельском хозяйстве. Поэтому пришлось в срочном порядке осваивать материал.

Первая командировка на Полесье, где необходимо было сделать репортаж «Сев озимых культур», способствовала этому.

Задачу мне поставили таким образом: «Приезжаешь, смотришь сводку по посевам, если работники не выполняют план, ты их критикуешь». Конечно я хорошо сделал свою работу, но произошло моё столкновение с командным управлением экономики, когда государство всё знает заранее и заставляет земледельца действовать, даже если эти действия будут абсолютно абсурдны. Очень скоро я понял: чтобы не стать винтиком этой пропагандистской машины, нужно что-то предпринять.

Я придумал конкурс среди работников сельского хозяйства, который назывался «Один из тридцати шести». Подобная передача выходила тогда в Латвии, я взял ее за основу, но многое добавил от себя. Формат конкурса был схож с модным на то время КВН.

И это сработало, потому что мы выбили ценные призы через министерство и председатели были заинтересованы в победе. Это также нашло своего зрителя, передачи получили некоторую популярность.

Потом я перешёл в промышленную редакцию. Там мне довелось вести цикл прямых эфиров, который назывался «Спросим себя, товарищи!», но после четвёртой программы в горкоме партии сказали, что это уже слишком, потому что рабочие не понимали идеологических хитростей, и в прямом эфире, прямо из цеха, они крыли последними словами то, что творилось в промышленности… Это было частью моей профессии: освещать реальные факты. Моя деятельность влияла на людей, и это было ощутимо, однако я не придавал этому большого значения.

— Передачу закрыли, но вы продолжили работать на телевидении?

— После закрытия прямых репортажей из заводских цехов удалось реализовать другой проект: аналитическую программу «ТелеОТК». Название так себе, но аббревиатуру ОТК (отдел технического контроля) — тогда знали все. Это были расследования реальных механизмов нашей промышленности, которые завершались массовым обсуждением в прямом эфире. На них приглашались сотни людей с тех же заводов и фабрик.

Через все эти программы проходил главный вопрос: «Почему же наша белорусская промышленность не может сделать для советского человека ни хорошей мебели, ни хорошей одежды, ни хорошего телевизора, — ничего?» Эти передачи приобрели, действительно, широкий резонанс. Но не всем это понравилось…

Один из тогдашних заместителей председателя Совета министров БССР написал докладную в ЦК партии, где говорилось, что подобные программы очерняют советскую действительность и прочее. И таким журналистам не место…

Мне приказали прийти в отдел пропаганды и агитации ЦК КПБ и написать объяснительную. Я написал, пришел, принес все документы и доказательства обоснованности каждого тезиса тех программ. И там, в ЦК, был сделан вывод… в мою пользу: дескать, наличие подобных передач… создаёт образ «советской демократии». Потом появилась статья в газете «Правда», в которой говорилось примерно о том же: советские люди смело критикуют недостатки.

После этого от меня отстали. Таким образом, я отвоевал самого себя и своё право на самостоятельную работу.

«Вместе с тогдашней руководительницей БАЖ Жанной Литвиной предложили ЕГУ открыть специальность «Медиа и коммуникации»

— Ваша биография отражает множество метаморфоз и перемещений. Это можно объяснить тем, что журналистика — профессия очень беспокойная и непредсказуемая?

— Как сказать… Несмотря на то, что всю жизнь проработал в одной профессии, это были разные сферы деятельности. Переходы происходили по разным причинам, в том числе и потому, что надоедало мириться с одним и тем же. Я работал на телевидении, потом занялся преподавательской деятельностью, поскольку была научная степень. Затем развал СССР, я был ведущим в Гостелерадиокомпании, пресс-секретарем исполнительного совета СНГ, генеральным директором «Белорусской деловой газеты».

Далее был короткий период преподавания в Институте современных знаний, где всю кафедру постигла печальная участь. И всё пришло к Европейскому гуманитарному университету, который тогда уже переехал в Вильнюс. Мы с Жанной Литвиной, тогдашней руководительницей БАЖ, предложили ЕГУ открыть специальность «Медиа и коммуникации».

Помимо этого я писал и издавал книги.

Конечно, были периоды, когда я думал, что всё. Профессия кончилась. Однако, как я писал в своём дневнике: «Иногда полезно жить без надежды».

Эти периоды хорошо закаляют. В данном случае очень помогало писать: заниматься рефлексией. Писал книги «в стол», а потом они очень даже пригодились. Несмотря на то, что жизнь была столь переменчива, внутри все было на одной линии: верности себе. Как известно, «времена не выбирают, в них живут и умирают…»

— Чем отличается теперешнее поколение молодых студентов и журналистов от вашего?

—  В молодости мы были такими же, как и современные студенты: умели вырабатывать счастье из воздуха. С другой стороны, молодёжь тоже разная. Университет — это то место, где чтение никогда не исчезнет, но сам процесс обучения меняется. Может быть, интернет воспитывает новый вид мышления, который позволит будущим поколениям быть более эффективными.

Я не буду ворчать, что молодёжь не такая, как мы. Она обязана быть не такой. Мы в своё время также отличались от предыдущих поколений.

Это что касается студенчества.

Что касается журналистики, то, конечно же, отличается, однако не во всём.

Принципы журналистики не меняются на протяжении многих столетий. Человечеству нужна эта профессия для того, чтобы понимать, в каком мире оно живет.

Современные проблемы были и есть везде: «желтизна», коммерциализация медиа сферы». Это влияет на существование качественной журналистики.

Журналистика не должна отходить от своих первостепенных задач. Иначе мы будем жить в мире пропаганды и манипуляций. Что касается инструментария, то это небо и земля. Позитивные изменения, связанные с появлением интернета, просто фантастические! Сбор информации и её систематизация стали гораздо проще. Я считаю, что высшим проявлением объективности в будущем станет использование баз данных. Вообще, повышение наукоёмкости журналистики. Но за всем этим по-прежнему стоит человек, его воля, честность, талант и стойкость.

—  Да, но душевные силы не бесконечны…

—  В самой профессии у меня было множество кульбитов. А в преподавательской деятельности: каждый новый курс — новая волна. Это обновляет и самого преподавателя. Жизнь трудна, нужно уметь работать и уметь работать с внутренними трудностями. Бывают, конечно, приступы пессимизма и неверия, но есть один момент, над которым часто задумываешься: а что будет, если этого не станет? Это кошмар, когда некуда идти. Настоящая цель в жизни должна быть за пределами самой жизни. 

Я человек достаточно близкий к земле. Если мне перестанут поступать предложения, я найду себе занятие. Журналистика хороша тем, что никто не отнимет у тебя способность писать. «Привычка свыше нам дана, замена счастию она…».  Привычка жить размерено, стабильно со знанием своих целей, она остаётся. Мы не знаем, что нас ждёт, но жить надо.

«Белорусский опыт — это яркий пример непредсказуемости журналистской профессии»

—  Насколько рискованная профессия журналиста? Многие из белорусских журналистов находятся сейчас в заключении, в эмиграции. На сайте БАЖ есть и свой мартиролог, помнятся имена погибших коллег.

— Конечно она рискованная. Есть статистика, что в журналистике очень много гибнет людей. Подавляющее большинство журналистов гибнет на фронте. Существует множество специальных международных курсов, на которых рассказывают как вести репортажи с места боевых действий.

Белорусский и российский опыт — это яркий пример непредсказуемости журналистской профессии. Огромное количество осужденных, хотя это прямое нарушение международного законодательства. Поэтому много людей уехали и продолжают работать в эмиграции. Огромное количество случаев угроз жизни журналистам известны по всему миру. Я считаю, что если угрозы поступают, то медиаресурсы должны иметь свои службы безопасности.

— Владимир Познер в своём интервью Юрию Дудю рассказывал, что часто на фразу «я мечтаю быть журналистом»  отвечал: «Если мечтаете — забудьте», аргументируя это тем, что России журналисты сейчас совершенно ни к чему. Познер подчеркивает, что такой профессии, как журналистика, сегодня нет. В Беларуси журналистика есть? И чтобы вы сказали, если бы студент сказал вам: я мечтаю быть журналистом?

 — Согласен с Познером насчет России, но я думаю, что и там журналистика тоже присутствует. На территории Беларуси развивать объективную журналистику нереально, но белорусская журналистика существует и будет существовать всегда. Просто из-за обстоятельств она вынуждена работать из-за рубежа.

Что касается «мечтаю быть журналистом». Мечтать не вредно, главное, чтобы мечта имела конкретные черты. В любой профессии одними мечтами жить нельзя. Нужно работать на эту мечту.

Читайте ещё:

Зміцер Лупач: Я спаліў за сабой усе масты і вярнуцца не магу пры гэтай уладзе

Фотографа нет на месте событий. Как медиа иллюстрируют публикации?

«Светлана Тихановская — это тихая сила»: тандем беларусских фотографов — об историческом снимке, беларусской революции и третьем глазе