«Впервые в суде буду не как журналист, а за решеткой». Интервью Катерины Борисевич из СИЗО

Три месяца назад наша коллега Катерина Борисевич неожиданно перестала выходить на связь. Вскоре стало известно, что неизвестные, представившись силовиками, задержали ее по дороге в магазин, потом провели дома обыск и увезли в следственный изолятор, где она до сих пор и находится. Дома осталась ее несовершеннолетняя дочь, встретить вместе c мамой 18-летие она не смогла. Мы попросили Катерину через адвокатов рассказать, в каких условиях она содержится и чего ждет от суда. Отметим сразу, что о деталях уголовного дела журналист говорить не может: следователь Генеральной прокуратуры взял с нее подписку о неразглашении.

О задержании

«Когда вечером 19 ноября неизвестные люди подошли со спины на улице и попросили пройти в машину на беседу, я уже понимала: домой не вернусь. Никто не представлялся, удостоверения не показывал, сказали, надо верить, что они из милиции, и подвели к черному микроавтобусу возле детской площадки. Четко следили за тем, чтобы не смогла достать телефон из кармана куртки. Увидев на площадке мужчину с ребенком, поняла: это мой шанс. Прокричала: „Я журналист TUT.BY! Меня задерживают!“ Всё. Тут же завели в машину, где меня обыскала сотрудница Центрального РУВД, и мы стали ждать приезда прокурора, на тот момент у неизвестных не было никаких бумаг. Бесед по делу со мной в микроавтобусе никто не вел. Приехал прокурор и объявил статью УК, по которой меня подозревают.

— Какая? — переспросила я.

За 15 лет в судебной журналистике впервые услышала про ст. 178. За три месяца в СИЗО КГБ и на „Володарке“ еще не встретила ни одного человека, который бы тоже ее знал».

Журналисту Катерине Борисевич и доктору Артему Сорокину предъявлено обвинение в преступлении, которое отнесено к категории менее тяжких, при этом к ним избрана самая строгая мера пресечения. Формально под стражу могут взять по обвинению в преступлении, за которое предусмотрено наказание свыше двух лет лишения свободы (обвиняемым по ст. 178 УК грозит до 3 лет лишения свободы). Но в большинстве случаев в такой ситуации избирается мера пресечения, не связанная с заключением под стражу (подписка о невыезде и надлежащем поведении, личное поручительство, залог или домашний арест). Более того, в последние годы правоохранительные органы и суды подчеркивали, что необходимо шире использовать альтернативные меры пресечения.

Следователь должен мотивировать, почему именно заключение под стражу следует применить к обвиняемому. Формулировка нам неизвестна: адвокаты вынуждены были дать подписку о неразглашении, Генпрокуратура этот вопрос публично не комментировала. Отметим, что ни Сорокин, ни Борисевич ранее не привлекались к уголовной ответственности, являются гражданами Беларуси, имеют постоянное место жительства в стране, работу, положительную характеристику с места работы. У Артема Сорокина трое детей, Катерина Борисевич одна воспитывает дочь (на момент задержания и заключения под стражу ребенок был несовершеннолетний) — все это хорошо известно следствию, однако мера пресечения избрана максимально строгая.

«С первой минуты задержания говорила, что у меня есть адвокат, назвала его номер телефона. На это не реагировали. Перед обыском еще раз заявила о наличии защитника, с ним никто не связался. В квартиру вместе со мной зашли семь неизвестных людей, из них представился только прокурор. Глаза дочки в тот момент запомню на всю жизнь… Меня просили не делать лишних движений, к ребенку не подпускали (ее телефон тоже забрали), обнять на прощание не дали. Я успела схватить контейнер для линз, очки и жилетку. Через часа два меня доставили в СИЗО КГБ, при этом сказали: «У вас будет время подумать».

Как в СИЗО узнавали по статьям на TUT.BY

«И в СИЗО КГБ, и на «Володарке» со стороны сотрудников всегда вежливое и корректное поведение. Некоторые знают, что я журналист TUT.BY, на отношении ко мне это никак не сказывается. А вот с заключенными были и серьезные истории. Кто-то сразу узнавал:
«Вы та самая Катерина Борисевич? Спасибо за проект «Если к вам пришли».

Когда меня задерживали, знала, что делать. Кто-то бросил себе в закладки проект, но не успел прочитать. Пересказывать его суть уже поздно: люди на практике всё поняли. Еще оказалось, что некоторые читали мои репортажи из зала суда. В общем, так и познакомились».

Об условиях в изоляторе

«Как человек, который рос в деревне до 17 лет, быстро адаптируюсь к разным условиям. Четко понимаю: это не курорт, а СИЗО, поэтому принимаю правила: душ раз в неделю, дневной свет — по расписанию, большинство девушек в камере курят. Первое время мне, человеку некурящему, труднее всего было привыкнуть к сигаретному дыму. Но у нас есть условия: перекур — каждые два часа.

Стараемся придерживаться одного правила: делать так, чтобы всем было комфортно. Такая своеобразная медиация.

Я не зацикливаюсь на бытовых условиях, больше сосредотачиваюсь на своем настроении, самообразовании и людях. Теперь я сундук с 1000 историй о жизни, любви и отношениях. Кажется, в СИЗО оказалась только с одной целью, чтобы потом написать книгу. Правдивую, ироничную, немного грустную, вдохновляющую.

Людям кажется, если кто-то попадает в СИЗО, жизнь кончена. Это не так. Она продолжается, только в других декорациях, поэтому есть место шуткам, смеху и поводам для радости. Все зависит от того, как ты настроишься: захочешь быть бодрым — будешь. Конечно, могу погрустить, но недолго, минут 10−20.

Здесь в совершенстве научилась радоваться мелочам. Идем на улицу? Ура! В душ? Обалдеть! Пришло письмо от близких? Круто!»

Что было самым сложным

«За все время самый трудный момент — невозможность обнять семью на Новый год под бой курантов, поздравить дочку с 18-летием, а бабушку — с 87-летием. Это я пропустила…

Стараюсь спланировать день так, чтобы не было времени для ненужных размышлений. Книги, письма, прогулки, спорт, литературный дневник. Ежедневные прогулки — высшее счастье. В любую погоду. Видишь небо, дождь, снег, сосульки — и уже детский восторг.

В СИЗО стала заниматься спортом и даже танцевать: «Клязмер», «Лявонiху», «Базар», ирландский танец. Танцы не прекращаются даже в минус 20: отлично согревают и на раз-два поднимают настроение.

Для меня важно, чтобы была возможность читать. С первого дня интересовалась, как можно получить книги. Когда увидела в списке Довлатова, поняла: эти дни пройдут не зря. Уже прочитала 14 книг: «Одноэтажная Америка», «12 стульев», биография Стива Джобса, Жванецкий, «Я, Фаина Раневская… и вздорная, и одинокая», «Двадцать тысяч лье под водой».

Про поддержку

«Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех за поддержку, получила более 300 писем. Пишут герои публикаций, незнакомые люди, читатели, белорусы из США, Франции, Швеции, Бельгии, России… Особенно трогают детские рисунки. Люди так хотели, чтобы у нас был Новый год, что вкладывали в конверты бумажные снежинки и шарики. Благодаря им наша камера стала уютней.

Последнее время мне часто пишут: «Катерина, хотели поддержать вас, а выходит наоборот. Получили ваше письмо и так зарядились позитивом!»

Ожидания от суда

«Я, конечно, сомневалась, что дело дойдет до суда. Но раз оно уже там, хочу, чтобы процесс был открытым. Впервые в суде буду не в качестве журналиста, а обвиняемого за решеткой. Но это не мешает мне верить в справедливость».

Суд по делу Катерины Борисевич и Артема Сорокина начнется 19 февраля в 10.00. Рассматривать дело будет суд Московского района в здании Дома правосудия (ул. Семашко, 33), процесс открытый.