Освободили в один день: история семьи политзаключенных из Беларуси

За последние месяцы Александр Лукашенко помиловал несколько десятков политзаключенных в Беларуси. 3 июля на свободу вышли супруги Полина Половинко и Дмитрий Лукша. Их историю рассказывает DW.

Полина Половинко и Дмитрий Лукша после освобождения. Фото: из личного архива

«В первый день встречи, конечно, побыли с семьей, но как-то сразу отпросились с мужем вдвоем погулять по городу, по паркам, наговориться. Мы письма писали друг другу постоянно, три раза в неделю, но много чего, что происходило в колонии, ты не можешь написать, цензура не пропустит», — вспоминает день освобождения бывшая политзаключенная Полина Половинко. Полина и ее муж Дмитрий Лукша были помилованы Александром Лукашенко и вышли на свободу 3 июля 2024 года. Полине до окончания срока оставалось несколько недель, Дмитрию — больше года. Вскоре после освобождения супруги покинули Беларусь.

Полина рассказала DW, что самое сложное во время заключения, как проходит процедура помилования и есть ли какие-то условия для выхода на свободу.

В чем обвиняли Половинко и Лукшу?

«Я понимала, что эта система не остановится. И у меня была убежденность, что находиться в стране небезопасно. Я и мой муж участвовали в протестах 2020 года, кроме того, он журналист», — рассказывает Полина Половинко.

До 2016 года Дмитрий Лукша работал в Белтелерадиокомпании, позже — внештатным корреспондентом казахстанского телеканала «Хабар 24». Полина говорит, что часто обсуждала с мужем отъезд из Беларуси и даже смогла его убедить. С релокацией должна была помочь IT-компания, в которой работала Полина. Но эмигрировать супруги не успели. Дмитрия задержали 11 марта 2022 года. Его обвинили в «дискредитации Беларуси» (ст. 369–1 УК РБ).

По версии следствия, Лукша подготовил «ряд видеосюжетов, содержащих заранее недостоверную информацию об РБ». Полина по тому же делу вначале проходила в качестве свидетеля, но после того, как отказалась давать показания против мужа, также стала подозреваемой. «Меня внесли в его уголовное дело и взяли подписку о невыезде, — вспоминает собеседница. — Мне предъявляли, что я «пособничала» мужу в создании его журналистских сюжетов».

По словам Полины, никакой доказательной базы против нее у силовиков не было: она не работала в сфере журналистики, никаких вознаграждений за сюжеты мужа не получала. Формальным поводом для ее задержания 2 июня 2022 года стали фото с протестных маршей 2020-го года, обнаруженные в изъятой технике. Девушку обвинили в «грубом нарушении общественного порядка» (ст. 342 УК РБ).

«Дима пытался наладить внутритюремную коммуникацию»

Полина и Дмитрий до суда находились в СИЗО‑1 Минска, но они проходили по одному делу, и любая коммуникация между ними была запрещена. Передать привет друг другу можно было только через адвоката или родителей. «Дима пытался наладить внутритюремную коммуникацию — нелегальные записки, которые передаются через других людей. Я получила от него такое послание, наверное, только спустя четыре месяца нахождения в СИЗО. Это было очень долгий и сложный путь», — вспоминает героиня. В целом, по ее словам, в СИЗО было легче, чем затем в колонии: в камере были «политические», администрация относилась нормально.

2 декабря 2022 года Половинко и Лукше вынесли приговор: девушку осудили на два с половиной года, ее мужа — на четыре года колонии. Также супругов обязали выплатить штраф — более 19200 рублей (около 5300 евро). 

Дмитрий Лукша и Полина Половинка до ареста. Фото: из личного архива

Дмитрий отбывал наказание в шкловской колонии № 17 (Могилевская область), Полина — в женской колонии № 4 в Гомеле.

«Первые пять месяцев у меня не было переписки с мужем, хотя она мне положена по закону, я ее добивалась очень долго», — рассказывает Полина. Она говорит, что в этот период была в сложном психологическом состоянии. Атмосфера в колонии тоже оптимизма не прибавляла.

По словам девушки, политзаключенные сразу же чувствуют «особое» отношение администрации: «С первого дня в колонии вас выделяют. Вы — отдельная группа, вешают желтую бирку «профилактического учета». Это конкретный индикатор того, что это политика, и будет особое отношение. Оно проявлялось в очень многих аспектах, начиная с запрета посещать развлекательные мероприятия. Очень много таких моментов».

Полина неохотно рассказывает о том, что происходит с политзаключенными в колонии. По ее словам, публичная критика администрации всегда негативно отражается на тех, кто отбывает срок за «политику»: им могут ухудшить условия содержания, начать выписывать взыскания, лишая свиданий или передач. 

«Первое, что спросила: «Чего мне это будет стоить?»

Половинко вспоминает, что по прибытии в колонию ее спросили, готова ли она писать прошение о помиловании: «Я так понимаю, для них это какие-то важные списки, может быть, индикатор признания вины: ты признаешь себя преступником, мол, вы меня правильно осудили».

Полина отмечает, что несогласие может плохо отразиться на отношении администрации колонии к политзаключенному: «Я сказала: ок, готова писать на помилование и буду готовить документы». Но по факту я ничего этого не делала, потому что увидела, что это не работает». По ее словам, многие политзаключенные писали прошения о помиловании, но их документам не давали ход, находя тысячи формальных причин для отказа — «все это тянется, люди страдают психологически».

«Решение о моем освобождении раньше срока исходило не от меня», — отмечает героиня. Она говорит, что однажды ее вызвали в администрацию колонии, там находился представитель Генпрокуратуры, который сказал, что Полина, если хочет, может выйти на свободу, для этого надо подписать уже подготовленное помилование. 

«Первое, что я спросила, чего мне это будет стоить? Ты боишься, что тебя о чем-то «попросят»: дай против кого-то показания, интервью, еще что-то», — вспоминает Половинко. Человек из Генпрокуратуры, сказал, что ничего взамен не надо. На вопрос, почему такие условия предлагают именно ей, ответил, что на нее «хорошая характеристика». Другой информации политзаключенная добиться не смогла.

«Я была убеждена, что освободилась одна»

Примерено в это же время через такую же процедуру проходил и Дмитрий. «Сам он заранее документы не готовил, к нему приехали и предложили подписать готовый текст», — отмечает Полина.

С момента подписания документов до выхода на свободу прошло примерно две недели. Все это время о досрочном освобождении нельзя было никому рассказывать. Полина предполагает, что, возможно, власти боялись утечки информации в прессу или к правозащитникам: «Нельзя было даже родителям сообщить и Диме». В свою очередь она не знала, что Дмитрий тоже подписал прошение о помиловании.

Половинко и Лукша вышли на свободу 3 июля. Полине до конца срока оставалось несколько недель, Дмитрию — больше года. «Я была убеждена, что освободилась одна, потому что у него срок еще большой оставался. Я вообще не знала, освобождают ли мужчин. Узнала об этом только, когда меня мама встретила уже в Минске и сказала, что Дима тоже освободился», — рассказывает Полина.

Сейчас семья начинает новую жизнь в Польше. Супруги узнают, что пропустили в жизни друг друга за эти два с половиной года.

Дмитрий Лукша во время работы на телевидении. Фото: из личного архива

«По крупицам собираешь информацию»

«Не скажу, что нам приходится заново привыкать друг к другу. Есть, конечно, какие-то шероховатости, нахождение в таком страшном месте как исправительная колония влияет на человека. Мы стараемся все проговаривать», — делится собеседница.

Полина отмечает, что в колонии политзаключенные находятся в нестабильном эмоциональном состоянии. На это во многом влияет информационная изоляция. Единственная альтернатива гостелеканалам — если кто-то поговорит с близкими или побывает с ними на свидании: «По каким-то крупицам собираешь информацию, передаешь другим людям».

Половинко говорит, что в колонии случаются эмоциональные подъемы, когда «слышишь, что происходят какие-то изменения, что-то подписали, у тебя начинает появляться надежда»: «Ты с девочками обсуждаешь, что это шанс, что могут начаться переговоры по освобождению «политических», все друг друга подбадривают, говорят, что скоро выйдем».

Но бывают и периоды отчаяния, когда люди перестают верить в освобождение. По ее словам, многие женщины-политзаключенные признаются, что очень устали и хотят домой, особенно остро это ощущается сейчас, когда некоторые смогли выйти на свободу по помилованию.