«Просто заливаешься слезами и думаешь: за что?» Ирина Счастная и ее четыре болезненных года за решеткой

Четыре года назад редактор канала «Мая Краіна Беларусь» Ирина Счастная уехала из безопасного Киева в Минск, так как не могла без Родины. Два месяца назад Счастная снова покинула Беларусь — на этот раз за ее плечами политический срок, издевательства за решеткой и незаживающие раны внутри. Поговорили с Ириной об этом времени и ее новой жизни.

Фото: архив собеседницы

«Попросила мужа, чтобы мы с ним съездили к границе — просто постоять и посмотреть на Родину»

Мы беседуем с Ириной через неделю после ее приезда в Польшу, где белоруска воссоединилась с мужем и сыном. Перед этим Счастная почти два месяца ждала визу в другой стране: после почти четырех лет за решеткой, признается женщина, от хлопот с бумагами голова шла кругом. Ирина рассказывает, что и в посольстве, и в аэропорту по дороге в Польшу она чувствовала к себе повышенное внимание — считает, что из-за белорусского паспорта.

Сейчас Счастная в Белостоке, где уже несколько лет живут ее муж и сын. После долгой разлуки они наконец воссоединились:

«В аэропорту меня встречали друзья, муж. Это была теплая встреча, но мне все еще трудно с коммуникацией, даже если речь идет о самых близких. Ребенок ждал меня в Белостоке, я его сразу обняла по приезде. Но поскольку меня долго не было, то не лезу к нему со своим уставом. Все должно идти потихоньку, чтобы не сломать привычный для него мир».

Свое впечатление от выезда из Беларуси Ирина называет двойственным. С одной стороны, ей сразу стало легче — мол, не дотянутся. Но Счастной болело и до сих пор болит из-за того, что пришлось покинуть Беларусь:

«Это болезненное чувство прощания с чем-то родным и близким твоему сердцу, чувствую его и поныне. Нет такого часа, чтобы я не вспоминала свой дом и Родину. Мне говорят, что я привыкну, что надо учиться жить в других условиях и течением времени все сгладится. Но я уже два месяца за пределами страны, и у меня это еще не проходит, не знаю, пройдет ли когда-нибудь.

Наверное, я ничего в жизни так не хочу, как вернуться домой. Я вижу Родину во снах, вспоминаю какие-то места. Когда хожу по Белостоку, смотрю на некоторые здания и вспоминаю похожие здания в Беларуси. Здесь 40 километров до дома, и я попросила мужа, если у него будет свободное время, чтобы мы с ним съездили к границе — просто постоять и посмотреть на Родину».

За два месяца на свободе Ирина много наблюдала за происходящим в Беларуси. Пришлось изучать пропущенные новости, знакомиться с новыми лицами. Она делится, что положительных тенденций не видно, и это разочаровывает. Еще одно наблюдение — много людей устало, и это понятно, но ни в коем случае не надо терять веру в будущее Беларуси. 

Разочарование, о котором она говорит, белоруска наблюдала и у людей за решеткой:

«Часто слышала от женщин такие слова — мол, они (демократические силы — НН) оторвались от Беларуси, они не понимают, что у нас здесь происходит. Многим было очень больно слышать «или все, или никто» насчет освобождения политзаключенных (Ирина уточнила, что эти слова женщины слышали от родных на свиданиях, из писем и так далее — НН). Если так говорят, людям нужно почувствовать, что происходит за решеткой, пройти через те испытания, через которые прошли мы.

Хорошо помню женщину, которой нужно было попасть к хирургу, но колония «потеряла» ее документы. Ту женщину в 2021‑м прооперировали, а в колонии она выполняла тяжелую работу — нужно было тягать 20-килограммовые мешки с картошкой, таскать лопатами и мешками снег. Из-за всего этого у той женщины начали расходиться шрамы от операции. И вот мы с другой политзаключенной стояли и заклеивали ей пластырем шрамы, потому что той женщине нужно было идти на работу. Каково ей слышать «или все, или никто»?»

«Никого не слышала, вернулась в Минск, и через некоторое время меня схватили»

Вспоминаем с Ириной 2020‑й. Незадолго до президентских выборов она, тогда редактор канала «Мая Краіна Беларусь», уехала из страны. Вспоминает, что ничего противозаконного не делала: в канале призывали людей не провоцировать милиционеров, подходить к ним, когда на акциях встретится кто-то нетрезвый, не брать с собой какие-то вопиющие плакаты.

И тем не менее Ирина видела первые аресты и начала сомневаться в своей безопасности. В итоге она поехала в Киев, но не выдержала:

«Я начала скучать по Родине, понимала, что мой ребенок меня не видит. Думала: правильно ли, что я нахожусь здесь? И однажды просто купила билет в Беларусь. Мне и родные, и киевские друзья говорили: «Что ты делаешь? Ты что, с ума сошла?» Но я никого не слышала, вернулась в Минск и через некоторое время меня схватили».

Часть силовиков, которые задерживали Счастную, была в форме жэсовцев. За день до этого человек в такой форме уже звонил в дверь к женщине, когда дома больше никого не было, но она его не пустила. Ирину в итоге задерживали на глазах сына и матери, и она много вспоминала потом тот предыдущий визит «жэсовца» — мол, если бы открыла тогда, ее могли бы задержать не в присутствии близких.

После задержания Ирину долго допрашивали в ГУБОПиКе, и в итоге она попала на Володарку и в Могилевское СИЗО. Счастная оказалась в одном деле с активистами «Европейской Беларуси», блогером Дмитрием Козловым и Павлом Северинцем — с последним Ирина познакомилась, только когда начала читать дело.

Муж и сын Ирины, когда она попала за решетку, уехали из страны в целях безопасности — день, когда Счастная об этом узнала, она считает чуть ли не самым счастливым за все заключение. А ее саму 25 мая 2021 года осудили на четыре года за решеткой.

Сотрудники в колонии невзлюбили женщину. Особенно она отмечает Дениса Толстенкова, начальника колонии во время ее срока. Счастная называет его страшным человеком:

«На комиссиях по наказаниям он много раз говорил грязные вещи — мол, мы на свободе никому не нужны, о нас все забыли. Говорил, что наши соратники греют в Польше пятую точку, а мы — пушечное мясо. Обещал мне продлить срок по статье 411, если я не успокоюсь. А я стояла и думала: что я такого делаю? Он ненавидел не только меня, а, наверное, всех политических.

 

Были также сотрудники, молодые ребята, которые будто испытывали наслаждение от издевательств. Устраивали унижения, какие-то «режимные мероприятия», когда досматривают твои вещи. Каждое письмо они достают из конверта и бросают на пол, просматривают канцтовары и делают с ними то же самое. Берут средства гигиены, Прокладки, все это летит туда же, и там образуется гора из твоих личных вещей. Они уходят, а ты не знаешь, что делать с этой горой, ведь до выхода на работу осталось полтора часа. Просто заливаешься слезами и думаешь: за что?»

«По государственному телевидению много говорили об антикоррупционных посадках, а на тюремной фабрике простые зечки списывали деньги»

Ирина говорит, что в колонии пыталась жить по режиму, чтобы к ней не было вопросов. Но это все равно не спасло от неприятностей — у нее были рапорты за «нарушения», и другие наказания. Из колонии Счастная вышла с превентивным надзором и массой ограничений — например, нельзя было выезжать из города без разрешения и нужно было находиться дома с 22 до 6 часов утра.

Три нарушения — попадаешь в колонию. И это не пустые слова, так как 11 сентября в суде Московского района Минска прошло заседание по поводу того, что Ирина нарушила надзор.

Белоруска вспоминает работу на швейной фабрике в колонии. Яркое впечатление — бригадирка, которая позволяла себе унижать заключенных, а администрация ее покрывала, так как та женщина была стукачкой. Дело дошло до того, что бригадирка начала проворачивать на фабрике финансовые аферы, говорит Ирина, и приводит один из примеров:

«Тогда по государственному телевидению много говорили об антикоррупционных посадках, а на тюремной фабрике простые зечки списывали деньги, пусть и небольшие. Эта бригадирка нашла себе пропитанную барышню, которая бегала по бригаде и слушала, кто что говорит о той бригадирке. За это бригадирка ей записывала так называемых учеников, будто бы та барышня учит новых женщин швейному делу.

Та пропитая шестерка никого не учила и учить не могла, так как это возможно только для человека с четвертым разрядом [профессии], а у той алкашки был третий. Но ей писали этих учеников, и за каждого человека она получала деньги — кажется, 50–100 рублей».

Насчет стукачек — Ирина говорит, что это коснулось и политзаключенных женщин. Достоверной информацией, что та или иная женщина доносчица, Счастная не располагает, но, по наблюдениям, такое явление среди политических существует, хотя это и единичные случаи.