«Есть понимание, что это вопрос выживания страны и нации». Украинская журналистка о медиа в условиях войны

«Когда полицейские закричали по-русски, я ощутила важность культурного пространства и языка»

Как вспоминает журналистка, перед 24 февраля 2022 года многие в Украине ушли в отрицание и не верили в возможность начала полномасштабного наступления.

— Хотя, если говорить объективно, то всё свидетельствовало о реальной угрозе — вдоль границ накапливались войска, накануне была проведена масштабная кибератака на сайты органов госуправления и крупные банки, — вспоминает Ангелина Ломакина. — А за несколько месяцев глава украинской разведки Кирилл Буданов предупреждал о полномасштабном наступлении.

Между тем, многие украинские медиа просчитывали военный сценарий всерьез: заранее снимали жилье для сотрудников, искали офисы на западе страны — в Закарпатье, Ивано-Франковской области, Львове.

— План эвакуации был подготовлен у большинства крупных редакций, — отмечает журналистка. — В первые дни войны его пришлось задействовать, и это позволило диверсифицировать риски. Даже если, к примеру, киевский офис был обесточен, медиа могло бесперебойно продолжать работу из другого региона страны, который не подвергся ракетным обстрелам.

Журналистское сообщество, по словам собеседницы БАЖ, единодушно проявило мужество: из страны уехали единичные репортеры. А многие, как ее знакомая из Asso­ci­at­ed Press, наоборот, срочно возвращались из-за границы. Представители массмедиа понимали, что теперь их работа в особенности востребована и важна.

— В первые дни войны в Киеве была паника, — продолжает Ангелина Ломакина. — В магазинах, аптеках, к банкоматам выстроились очереди. Помню полицейских, покупавших базовый набор — крекеры, воду. Было очевидно, что их отправляют на боевое задание. Во взгляде парней читался нескрываемый шок. Этот фрагмент остро врезался в память.

Не менее эмоциональную ситуацию журналистка наблюдала на железнодорожном вокзале. Испуганные люди штурмовали эвакуационный поезд, вагоны были набиты битком, но состав не мог тронуться из-за того, что на подножках стояли люди и двери не закрывались. Тогда полиция по-русски выкрикнула: «Отойти всем!». Послышался звук перезаряжаемого автомата…

— Я решила, что это какие-то русские дээргэшники (ДРГ — диверсионно-разведывательная группа — ред.), — признается девушка. — По закону все должностные лица должны говорить по-украински, но в нервной обстановке команда была отдана почему-то на русском. В этот момент я ощутила важность культурного пространства и языка.

«Условия колоссального давления способствовали профессиональному развитию»

Прошло больше года ожесточенной войны, но позиции украинской медиасферы остаются неизменными. Каждый день в эфир выходят телеведущие, с фронта передают оперативную информацию репортеры, на YouTube спикеры анализируют положение войск на поле боя. Эта часть противостояния в публичной сфере имеет важнейшее значение.

— Журналисты столкнулись с беспрецедентными вызовами: прямая угроза жизни, огромные потоки информации, которую нужно проверить. А также работа в условиях ограниченного временного ресурса, неустойчивой связи, перебоев с электричеством, — перечисляет Ангелина Ломакина. — В то же время репортеры получили уникальный опыт — условия колоссального давления способствовали профессиональному развитию.

Во время масштабных ракетных обстрелов в октябре 2022 года в некоторых частях Киева целыми днями не было электроэнергии и связи. Репортерам приходилось идти пешком несколько километров, чтобы передать актуальную информацию.

В особенности, отмечает журналистка, восхищения заслуживают военные корреспонденты, которые работают на фронте, иногда — в нескольких сотнях метров от российских позиций. Без преувеличения можно сказать, что эта информация добывается в условиях огромного риска. В 2022 году в Украине погибло около десяти журналистов, а десятки получили раненения.

— Наш военный корреспондент Марьян Кушнир, который ходил в рейды под Киевом и попал в перестрелку, также был контужен, — вздыхает журналистка. — Это цена его документального фильма про оборону Киева. Зритель видит то, с чем столкнулись военнослужащие в первые дни войны. Многих из тех бойцов уже нет в живых.

Теперь основные редакции работают в Киеве, говорит собеседница БАЖ. А локальные медиа стремятся как можно скорее вернуться на освобожденные территории и туда, где уровень угрозы существенно снизился — в Харьков, Херсон.

Задачей, которую себе формулируют журналисты, стала не только передача оперативной и достоверной информации, но и документация следов преступлений.

«Если планы — то крупные, позиции военных не снимаем»

Нынешнее положение вещей в медиасфере журналистка деликатно называет режимом необходимой полуцензуры.

— Мы научились быстро собирать, анализировать и проверять информацию о военных действиях, — говорит она. — А также решать, что должно попасть в кадр, а что — нет, когда давать такие новости, что нужно «заблюрить», а что — можно оставить.

С одной стороны появилось много правил, сформулированных на основе рекомендаций военных структур и органов власти. С другой — это существенно изменило подходы журналистов к работе в экстренных условиях.

— Если планы — то крупные, позиции военных не снимаем, — ссылается на стандарты собеседница БАЖ. — А если показываем технику, то только крупные планы, чтобы невозможно было определить место ее нахождения.

Еще полгода назад руководитель общественной организации «Детектор медіа» Наталья Лигачева высказывала опасения, что происходит монополизация информации. Единый телемарафон себя исчерпал, в эфире звучат голоса одних и тех же политиков — как правило, от партии власти, оппозиционные медиа оказались на периферии.

— Однако когда возник коррупционный скандал, связанный с закупкой продуктов Минобороны, то последовала адекватная реакция и контракты перезаключили, — напоминает Ангелина Ломакина. — В то же время у власти есть искушение не отвечать на критические запросы прессы, списать все на «зраду». Это вызывает некоторые сложности в коммуникации.

«Я задаюсь вопросом: хотела бы, чтобы так обошлись со мной?»

Особенно щепетильный вопрос — профессиональные этические стандарты, которые проходят испытание в режиме войны. Как донести информацию о жестокости событий, но не травмировать лишний раз аудиторию шокирующим контентом?

— Понятно, что мы не даем самый трэш, страшные моменты вообще не снимаем, а что-то замазываем, вырезаем, — рассказывает редакторка соцсетей украинской службы «Радио Свобода». — Но как не сообщить про страшную находку возле Изюма (Харьковская область), где были обнаружены массовые захоронения? Это случилось с нашими людьми, и мы не можем не информировать общество. Тогда мы решили давать дисклеймеры, предупреждая аудиторию о травмирующем контенте.

Другой пример — церемония прощания военнослужащего с позывным Да Винчи, гибель которого вызвала большой резонанс в обществе. Соцсети и медиа наполнили фотографии с похорон: эмоции у родных и невесты погибшего захлестывали. Но насколько уместно обнародовать подобные снимки?

— В таких случаях я задаюсь вопросом: хотела бы, чтобы так обошлись со мной? — продолжает Ангелина Ломакина. — В случае с Да Винчи решила, что нет. Самые душераздирающие фотографии мы не публиковали.

«Есть понимание, что это игра в долгую. Да, мы не всегда даем информацию первыми, но если она у нас размещена, то это проверенные сведения и согласованные с нашим пониманием профессиональной этики. Это вопрос репутации, на которой строится доверие аудитории, что намного более ценно, чем сиюминутный хайп».

Разумеется, как в любой редакции, есть разные мнения и часто возникает полемика: видео больше травмирует или иллюстрирует? Как найти баланс?

По наблюдению журналистки, аудитория по-прежнему активно реагирует на военную тематику. Репортаж с фронта или интервью с военнослужащими собирает много просмотров и комментариев. Остальные темы тоже так или иначе связаны с боевыми действиями: как восстановить разрушенное жилье, что делать с уничтоженными рабочими местами, кто поможет справиться с депрессией.

— Есть четкое понимание, что война — вопрос выживания страны и нации, — резюмирует Ангелина Ломакина. — В самом начале войны журналисты работали сутками. Некоторые выгорели, хотели уволиться. Сейчас, наверное, стало полегче. Уже есть понимание, что происходит. Мы стали беречь друг друга, настаиваем на отдыхе, отпуске, даже если военного корреспондента некем заменить. В такое время очень важно — беречь людей.

Читайте ещё:

Репортаж Елены Костюченко: «Мы сейчас — как Польша в 39 году»

«Если бы Украина исчезла, журналистика потеряла бы смысл». Что говорят украинские журналисты, которые уходят из СМИ в армию

Наталья Лигачева: «Большое достижение, что во время войны Украина не превратилась в авторитарное государство»