«Мой отец — Павел Шеремет». Дети убитого журналиста рассказали, каким отцом он был. ВИДЕО

Елизавета Шеремет: Он с большим интересом пытался подходить к нашим каким-то личным особенностям. Очень часто он это делал неправильно, то есть он был каким-то образом дезинформирован, иногда его представления с реальностью не очень коррелировали (смеется). Например, я пью молоко с низкой жирностью, он немножко перепутал и купил шесть пачек безлактозного молока, потому что был уверен, что я пью именно такое. И таких случаев было довольно много. Это не значит, что он плохо нас знал, нет, просто он хотел нас знать во всем, как-то подчеркивать то, что он это знает, то есть малейшие наши привычки и предпочтения учитывать. Он хотел объединить наши жизни, чтобы у нас были общие интересы, общая жизнь. Даже когда он переехал в Киев, он очень хотел, чтобы мы эту жизнь узнали. Он очень хотел, чтобы она и нам была близка — это было видно. Он безумно хотел вовлечь нас.

–​ А вы ездили в Киев?

Елизавета Шеремет: Я ездила.

Николай Шеремет: Я нет, не ездил.

Елизавета Шеремет: Я ездила довольно часто последние несколько лет, два раза в год точно, у меня учеба была, но я ездила, я очень люблю Киев, мне очень там понравилось. И он сделал все, чтобы мне там понравилось. Даже когда купил собаку, он подумал: девочка должна любить щенков. Так, чем Лизу можно завлечь в Киев? Буду посылать ей фотографии щенка, его зовут Юзик. И каждый день, мне казалось, что каждый день он слал его фотографии: я думала, боже мой, перестань, пожалуйста, сколько можно! Меня можно завлечь чем-то еще, у меня интересы чуть шире, чем у пятилетней девочки. Каждый день он это делал: Юзик пошел гулять, мы сидим, мы ходим, мы танцуем. Ему очень этого хотелось, чтобы мы разделяли его жизнь.

Николай Шеремет: Опять же этот пример с собакой, он изначально его купил не для себя, как Лиза правильно сказала, чтобы ее завлечь, а потом стал постоянно ее выгуливать, с ней бегать и так далее. То есть это тоже переросло в его увлечение…

–​ А в чем бы вы хотели быть на него похожими, а в чем наоборот, может совсем не хотели бы?

Николай Шеремет: Я, наверное, больше прагматик, а он больше романтик-идеалист, я бы так назвал. Мне кажется, в некоторых своих решениях и поступках он больше опирался на эмоции, а я стараюсь подходить по-другому, с противоположной точки зрения.

–​ То есть в этом бы не хотели быть похожим?

Николай Шеремет: В этом не хотел бы быть на него похож. А в чем хотел… Я считаю, что мне пока не хватает напора, упорства, как он всегда шел к своей цели. Как он умел общаться с людьми, находить со всеми общий язык. Это все было не наигранно, а именно в нужном русле, искренне. Этого мне еще не хватает, мне кажется, я смогу приблизиться к нему…

Елизавета Шеремет: Если говорить про меня, мне хочется верить, что я во многом похожа на него. Я внешне на него, по крайней мере, когда я была ребенком, была очень похожа, и меня это всегда безумно радовало, мне так это льстило. Представьте, быть похожим на такого человека, он же совершенно потрясающий! У него много энергии было, он был такой громкий, огромный, он заполнял вообще абсолютно все пространство собой. Только зайдет в комнату — все сразу заполнял. Поэтому было очень легко быть его спутником, ничего не нужно было делать, потому что он занимал всех и вся собой, ему нужно было просто внимать, смотреть и наслаждаться этим. Мне хочется до такого состояния дойти. Говорят, что у нас даже походка одинаковая. Мне так приятно всегда это слышать. Но он был гораздо более уверен в том, что он делает, в том, что он должен делать. Как Коля сказал, он очень идейный человек был все-таки. То есть все, что он делал, особенно последнее время, по крайней мере, он во всем был уверен, что он делает так, как нужно это делать, что он занимается тем, чем он хочет заниматься. Он всегда стремился к чему-то конкретному. Вот этого у меня нет, но я надеюсь, что до этого тоже дойду, мне кажется, что да.

Николай Шеремет: Это, конечно, факт, что он всегда был уверен в своих поступках, в своих действиях, то, чего мне хотелось бы достичь тоже.

–​ А он умел принимать аргументы или все-таки пытался доказать свою точку зрения?

(смеются)

Николай Шеремет: В целом он пытался доказать свою точку зрения. Чтобы его переубедить, нужны были какие-то стопроцентные аргументы, против которых очень сложно что-то сказать. Чаще всего он продавливал свое мнение.

​Елизавета Шеремет: Стопроцентные аргументы тоже не работали по идее.

Николай Шеремет: Да, стопроцентные аргументы тоже не всегда принимал.

Елизавета Шеремет: Вообще ничего не работало. Если он считает определенным образом, то все. Можно, конечно, пытаться, но относительно профессии, всех политических моментов, нет, он абсолютно непреклонен был, абсолютно. Это очень часто порождало кучу конфликтов. Хотя для меня, каждый раз, когда он приезжал последние несколько лет, наша встреча начиналась с краткого введения в украинскую, российскую, белорусскую политику. То есть он новостным порталом для меня был, я не очень интересуюсь этими вещами, но он очень много об этом говорил. Он этим жил, поэтому, конечно, это очень много занимало места в разговорах.

–​ Какой его образ у вас сохранился, остался в голове?

Николай Шеремет: Одна из его любимых историй про персиковый пиджак, которую он периодически рассказывает. Это была свадьба одного его друга, одного из лучших, была такая тематика вечеринки в персиковых цветах.

Елизавета Шеремет: «Абрикосовая свадьба» это называлось. В Армении это было.

Николай Шеремет: Он купил такой персиковый пиджак и пришел в нем на свадьбу, естественно, и очень часто в разных историях хвалился: вот была «абрикосовая свадьба», я специально купил пиджак, был в самом стиле. Вот в этом пиджаке его помню. А если говорить про образ, то это, безусловно, душа компании, человек, который входит в какое-то место и полностью его захватывает, все внимание сразу на него. Он этим вниманием умеет пользоваться, умеет его контролировать. У меня такой образ его остался.

Елизавета Шеремет: У меня есть два, один постоянно у меня в голове появляется, когда я выхожу из своего корпуса, где я учусь, я учусь на Мясницкой, а он идет из «Библиоглобуса» по Мясницкой, а я стою, его жду. Просто такой огромный мужик, идет походкой странной, довольно забавной, ноги очень разбрасывает. А второй как раз да, о чем Коля говорит, папа был таким вечной тамадой. Он иногда ездил на какие-то мероприятия, ужины и говорил: «Вот опять придется вести этот ужин». Но он так это любил и всегда хотел, чтобы его попросили это сделать. Мы сидим, ужинаем, много людей, и все: а кто будет координировать тосты, например, день рождения чей-то? А кто будет вести вечер? Папа такой: «Ладно, так уж и быть, конечно».

–​ С удовольствием это буду я…

Елизавета Шеремет: «Буду я, как обычно». Он так любил это делать. Он еще мог ко мне подойти: «Лиз, ну что, как думаешь, кого следующего пригласить к микрофону?». Мне это очень сильно запало в память, такой еще образ.

–​ Вы помните вашу последнюю встречу с ним, когда вы последний раз виделись?

Елизавета Шеремет: Да, я помню. Он приехал на мой день рождения.

–​ То есть за месяц до гибели?

Елизавета Шеремет: Чуть-чуть меньше, у меня день рождения 1 июня, а он приехал чуть позже, из-за работы он не мог приехать раньше. Он приехал на выходные, мы ходили обедать все.

Николай Шеремет: Мы на самом деле с середины июня (за месяц до гибели Павла Шеремет 20 июля 2016 года –​ РС) очень много звонили друг другу, и он должен был приехать даже на неделю раньше. То есть он планировал приехать в начале июля, потом в середине, потом что-то не получалось, была ежедневная программа, которую он вел на радио, еще какие-то проекты, он все откладывал, откладывал и получилось, что так и не приехал.

–​ Вы следите за расследованием?

Николай Шеремет: Честно говоря, за последний год особо следить было не за чем, потому что информация очень редко просачивалась. Условно говоря, в первую неделю-две, после этого был большой промежуток времени, когда вообще не было никакой информации.

Елизавета Шеремет: Мы с ним даже разговаривали 19 числа, как-то просто делились тем, что происходит в жизни друг друга, он тоже рассказывал про очередную какую-то слежку, которая оказалась вроде как не за ними…

За последние несколько месяцев никакой новой информации о ходе расследования представлено не было. Сложно сказать, когда имело место последнее существенное продвижение в ходе расследования, настолько давно это было. Однако мои суждения на данный момент могут быть не совсем справедливы, я в Москве, а расследование ведется в Киеве. Хочется верить, что ведется…

–​ Вы верите в официальные версии, которые озвучивались? Хотя там и версий нет особо…

Николай Шеремет: Особо и версий не было.

–​ Связано с профессиональной деятельностью или возможно…

Елизавета Шеремет: Формулировки крайне общие.

–​ Или, возможно, какие-то бизнес-интересы.

Елизавета Шеремет: Это странная версия.

Николай Шеремет: Бизнес-интересы – это точно чушь, как и, я думаю, след какой-то Минска. Версия была про Завадского (Дмитрий Завадский, оператор ОРТ, друг Павла Шеремета, был похищен и убит в 2000 году, дело до сих пор не раскрыто – РС), мне кажется, тоже в ней нет никакого смысла. Его профессиональная деятельность, возможно, он стал там иметь влияние, скажем так, в каких-то кругах определенных, влиять на какие-то, решения, кто-то мог видеть в дальнейшем проблему в этом. Поскольку там сейчас ситуация нестабильная, и олигархи, и правительство в каком-то разобранном состоянии тоже, то есть могли быть какие-то такие конфликты. Я, как уже сказал, не слежу каждодневно за этим, для меня это важно, но, я думаю, со временем, может быть пройдет год, два, три и, наверное, прояснится.

–​ Но вы верите в то, что вы узнаете, кто и почему, самый главный вопрос –​ за что?

Елизавета Шеремет: Я не думаю.

Николай Шеремет: Для меня уже не очень важно, почему… Я просто хочу, чтобы заказчики были найдены и наказаны.

Елизавета Шеремет: Я не думаю, что это произойдет. По крайней мере, не со стороны официального расследования. Пока тянется все так вяло. Хотя они уверяют, что они что-то делают, что что-то происходит, какие-то зацепки есть и так далее. Пока результатов-то нет…

–​ А как вы узнали о его гибели?

Елизавета Шеремет: Мне Алена позвонила (Алена Притула – гражданская жена Павла Шеремета, основательница издания «Украинская правда» – РС). Это был очень странный момент. Я часто не беру трубку, у меня отключен звук, я никогда не слышу телефон. Это очень сильно, кстати, волновало папу, он звонит – дочь не берет трубку. Я проснулась рано утром и у меня пропущенный от Алены. И смска: «Позвони срочно». Вот эта формулировка меня напрягла, я перезвонила. Алена мне сказала. Потом начали новостные оповещения приходить на все абсолютно девайсы, которые в доме были. Я так и узнала.

Николай Шеремет: А мне позвонил друг, меня этим звонком разбудил, спросил: «Коля, у тебя все в порядке?». Я не понял, почему он так спрашивает, я сказал: «Вроде да». Он такой: «А ты слышал, есть новость, что у тебя папу убили?». Я сначала не поверил, я ему сказал, что это бред, не может быть. Я подумал, что могли перепутать, есть на Украине Павло Шеремет, я подумал, что может быть как-то с ним связано. Я сказал: «Окей, я сейчас проверю. Я думаю, что это ошибка». Потом зашел в интернет, посмотрел, понял, что все-таки не ошибка.

–​ Что вы подумали в тот момент?

Николай Шеремет: У меня вообще никаких мыслей не было, я просто не мог в это поверить и все.

–​ Если бы вам представилась такая возможность, что бы вы ему сказали, что вы не успели сказать?

Николай Шеремет: Я не знаю, у меня всегда с ним были доверительные отношения, я все ему старался всегда говорить, я ему сказал все, что хотел сказать. Единственное, что хотел бы, чтобы он был рядом, дольше…

Елизавета Шеремет: Он человек, который знал обо мне почти все, наверное. Первый узнавал о том, что происходило в моей жизни. Более того, в последнее время сам начал делиться очень многим по какой-то причине, не знаю, почему, такими личными очень вещами, что, конечно, я очень ценила, меня это очень радовало. Поэтому здесь дело не в том, что что-то конкретное хочется сказать, нет, более того, даже это пресловутое «я тебя люблю» мы тоже довольно часто друг другу говорили. То есть можно было бы сказать, что я бы хотела ему сказать, что я его люблю. Нет, он знал, он это знал, я это говорила, и он мне это говорил в ответ. Поэтому нет такого. Просто хочется постоянно ему что-то говорить, чтобы он постоянно что-то говорил. Не одномоментная какая-то штука, хочется, чтобы это было, а этого нет. Здесь дело не в конкретных словах, а в возможности это сделать, точнее в том, чтобы эта возможность была.

–​ Вы им гордитесь?

Николай Шеремет: Безусловно. Риторический вопрос.

Елизавета Шеремет: Как можно этим человеком не гордиться? Вы же знаете его, на этого человека смотришь и гордишься тем фактом, что ты его знаешь вообще.

–​ Он был свободным человеком?

Елизавета Шеремет: Конечно, это же главный его принцип был, он, как минимум, хотел быть таким.

Николай Шеремет: Главный его тезис во всей его работе.

Елизавета Шеремет: В работе, да. То есть свобода и любовь – это главные, мне кажется, его ценности в жизни вообще были. Он, по крайней мере, хотел быть таким человеком, который ценит эти два концепта больше всего. Быть свободным, особенно последние несколько лет после Первого канала, это была его главная ориентация –работать во имя свободы, за свободу, свободно и так далее. Это да.

–​ А вас этим заразил?

Елизавета Шеремет: Конечно. Очевидно ориентации на него направлены, вектор, им заданный – сто процентов. Если говорить обо мне, имея такого отца, у тебя выбора немного. Не потому, что он заставляет тебя думать определенным образом, нет, ты просто смотришь на этого человека и перенимаешь его ценности.

– Чему главному вас научил ваш отец?

Елизавета Шеремет: Я не могу выделить что-то одно. Я выдам короткий список (местами он может звучать претенциозно, но я действительно руководствуюсь каждым из них). Тому, что надо любить. В самом широком смысле: дело, людей, себя, жизнь. И проявлять свою любовь, как можешь. Стараться узнать и понять других, вне зависимости от того, насколько успешными выходят такие попытки. Не бояться себя, понимая и признавая, в том числе, свои ошибки. И тому, что важно иметь человека, с которым можно разделить кусок торта или, на крайний случай, порцию сырников.

Николай Шеремет: Сложный вопрос. Мне кажется, я человек — самодостаточный, и какие-то вещи могли перениматься бессознательно. Если говорить о каких-то глобальных вещах, то, наверное, смотреть на все ситуации и события под разным углом, с разных точек зрения, хотя по некоторым принципиальным вопросам, он и сам не сразу соглашался рассмотреть ситуацию с другого ракурса.