«Белорусы — мирные люди?!» Репортаж Zerkalo.io, написанный по дороге из Киева до польской границы

Военные и гражданский во время воздушной тревоги, Киев. Фото: Reuters

В четверг утром 24 февраля, к тому моменту как война в Украине шла уже часа три, моя подруга Ульяна вышла на балкон покурить. Во дворе ее дома на Подоле все было спокойно. О том, что в городе и стране трагедия, с виду подсказывало лишь одно: периодически из подъездов семьями выходили соседи. Лица спокойные, в руках — пакеты и рюкзаки. Люди загружались в легковушки и уезжали — одни, как потом я прочла в новостях, из города, другие — из страны. Точно также, но уже вечером, с коллегами эвакуировалась и я.

Мы собрались около 15.00 по Минску с чемоданами, куда уместили то, что смогли, и ждали свой автобус. Наверное, каждый из нас оставил часть вещей в Киеве — кто-то еще надеется, что сможет вернуться обратно. Автобус не приезжает, и нас разбивают на группы, будем ехать на такси. Первые ребята уезжают через пару часов, дальше — наша группа, на часах около 19.00.

Багажники забиты вещами. Этот громадный чемодан занял все место спереди, где сидит одна из наших коллег. У нас сзади — тоже портфели, сумки и пакеты на ногах, под ногами, за головой. Но это неважно. Главное — мы едем. Фото: Zerkalo.io

Конечная точка — пункт пропуска Рава-Русская, на границе с Польшей. Google-карта показывает, что до него где-то 600 километров. Рассчитали время: до границы — восемь часов. Кто-то прикинул, если ехать 150 км/ч, можно добраться быстро. Уже на окраинах Киева понимаем: о такой скорости можно забыть. Местами, кажется, двигаемся буквально на метр-два в час. Никто не возмущается. Ты едешь от войны и этому рад. Если едешь чуть быстрее, ты уже очень рад.

По трассе из окон видим, как, параллельно машинам, некоторые люди покидают столицу пешком. На остановках и вблизи заправок встречаем женщин лет 50−60 с клетчатыми сумками, непонятно: они кого-то ждут или пытаются словить попутку. Да попутки, кажется, и не останавливаются: многие заполнены людьми и завалены вещами, кто-то просто едет мимо. На все это тяжело смотреть.

Так люди идут в сторону границы пешком. Фото: Zerkalo.io

Первый крупный город на нашем пути — Житомир. Доехать до него сложно: движение идет очень медленно. Иногда наш водитель находит проселочные тропы, которыми можно эти пробки объехать. Тогда машина совещается, поедем или нет: а вдруг там боевые действия? Есть еще один вариант сэкономить время — встречная полоса, по которой в сторону Киева чаще всего никто не едет. Многие авто сворачивают туда. Сначала это страшно, потом — единственное спасение: кажется, за 10 минут можно проехать пробку, в которой стояли бы не меньше часа-двух.

ностью: https://news.zerkalo.io/life/10557.html?Первый крупный город на нашем пути — Житомир. Доехать до него сложно: движение идет очень медленно. Иногда наш водитель находит проселочные тропы, которыми можно эти пробки объехать. Тогда машина совещается, поедем или нет: а вдруг там боевые действия? Есть еще один вариант сэкономить время — встречная полоса, по которой в сторону Киева чаще всего никто не едет. Многие авто сворачивают туда. Сначала это страшно, потом — единственное спасение: кажется, за 10 минут можно проехать пробку, в которой стояли бы не меньше часа-двух.

В середине ночи нам с коллегами удалось уснуть. Разбудил громкий разговор нашего водителя с мужчиной из соседней машины. Оказалось, мы застряли в пробке теперь уже и на встречке. Стоит вся дорога и кажется, это не закончится никогда. Наш товарищ по несчастью из местных рассказывает, что до развязки, где машины смогут разъехаться, 30 километров.

— Доедешь через два дня, — нервно шутит мужчина. Он тоже следует из Киева, едет один, возвращается к себе домой.

— Я уже был на войне, — говорит он. — У меня сестра в военкомате работает, сейчас приеду, к утру пойду туда, получу форму, оружие — и воевать.

Еще проезжаем вперед, возвращаемся в свою полосу и на свой страх и риск сворачиваем в лес. Ночью, когда видишь вдали свет фар, начинаешь думать, что это может быть чей-то танк. В остальном в дороге спокойно: понимаешь, что тут бомбить не будут. Хотя, скорее, надеешься. Давит ситуация на заправках: часто на них или нет нужного вида топлива, или громадные очереди.
Читать полностью: https://news.zerkalo.io/life/10557.html?c

Последняя долгая пробка ждет нас в Ровенской области, дальше путь вдруг становится свободен. Движение резко ускоряется, как и потоки новостей о событиях в Украине, которые мы читаем без конца: что происходит в Киеве, где мы еще недавно спокойно жили, что в других городах, что с военными. Несколько раз по пути попадаются небольшие колонны украинской техники. На рассвете нас догоняют еще четверо коллег — это большая радость, дальше едем вместе.

Около 11.00 по Минску мы еще в пути: до погранпункта 28 километров. Наш водитель не спал 29 часов, но оптимизм не потерял. Говорит, нам повезло: объезжаем пробки проселочными дорогами и не стоим снова. В одной из приграничных деревень встречаем украинский танк.

«Знаете, очень паршиво себя чувствуем — словно мы предатели»

Подъезжаем к приграничному городку Раве-Русской. Где-то за 7 км до Польши начинается очередь из авто с бегущими от войны людьми. Нас тут же разворачивают мужчины в форме: «В конец очереди!» Мы решаем идти пешком, прощаемся с водителем, часть нашей команды остается ждать других коллег. Небольшой группой выдвигаемся с чемоданами и рюкзаками вперед, проходя мимо, кажется, бесконечного ряда машин.

По пути замечаю авто с открытой дверью, возле нее стоит мужчина лет 35−40 и придерживает детскую люльку на заднем сидении. Когда подхожу, мужчина не произносит ни слова, к разговору подключается его 31-летняя жена Элеонора. Говорит, семья с утра 24 февраля едет из-под Киева. Им удалось встроиться ближе к началу очереди — из-за маленьких детей.

— Одной девочке полгода, второй нет двух лет. Военные нас пропустили. Они помогают, как могут (плачет). Мы жили под Киевом, выехали вчера (24 февраля) в 19 вечера, — сумбурно рассказывает женщина и вспоминает. — Над нашим домой летели самолеты и вертолеты. Было очень страшно. Каждый раз, когда летел вертолет, я падала на пол своего дома и закрывала собой детей. Это ни одна здоровая психика не выдержит.

— Как будете выезжать? Ваш муж за рулем, но Украина не выпускает мужчин от 18 до 60 лет.

— Надеемся, они войдут в наше положение. Я не работаю, у меня в понедельник должна была быть операция (плачет). Предраковое состояние, оперировать нужно в любом случае. Если я за границей лягу в больницу, не на кого будет оставить детей. А если мужа не отпустят, я его тут не брошу, я останусь! Его брат остался, он в отряде самообороны и пошел защищать город. И мы, знаете, очень паршиво себя чувствуем — словно мы предатели. Надо оставаться. И мы не хотели бежать, но у нас нет выбора.

— А ще людину можете взяти? — обращается к Элеоноре женщина лет 70 с небольшой сумкой в руках. Но машина заполнена детьми, места нет, и она идет спрашивать других водителей.

Пенсионерка приехала на такси из Червонограда, это в 57 км отсюда. Она не знает, на чем добраться до погранперехода, где в Польше ее должен встретить зять.

— У меня дети за границей. Плачут, хотят, чтобы я ехала к ним. А с кем мне тут оставаться, что делать одной? — говорит собеседница и добавляет, что пешком дойти до границы не сможет.

Впереди замечаю девушку-водителя с красными глазами то ли от слез, то ли от усталости и отсутствия сна. Стучусь в окно, представляюсь журналистом из Беларуси и спрашиваю, откуда она и ее попутчики:

— Меня зовут Лида, со мной мама, бабушка, мой брат-подросток, кошка и собака. Мы выехали из Ровенской области вчера в семь утра, сюда приехали к 21 часу и стоим. Не спали всю дорогу. И устали, и сложно сдерживать эмоции: уезжать не хочется, хотим домой. Тут остаются друзья, думаю про наших ребят в армии. Нам-то чего за себя боятся — кто будет бомбить польскую границу, где мы все стоим? А вот за хлопцев в армии невозможно не переживать. Некоторых наших знакомых забрали воевать.

— Где вы собираетесь жить в Польше?

— Снимем номер где-нибудь в отеле на пару дней. У нас есть знакомые в Кракове, в Чехии, но мы еще не определились, что будем делать дальше. Может, получится вернуться на днях, — надеется 28-летняя Лида.

— Мы очень переживали за белорусский народ, за все, что у вас происходит! — подключаются к разговору ее бабушка, которой на вид больше 70 лет, и мама. — И сейчас переживаем, вы ведь, по сути, уже оккупированы и как будет дальше, неизвестно (речь о том, что на территории Беларуси находятся российские войска. —  Прим. Zerkalo.io).

— Мы вас очень любим и понимаем! — громче говорит Лида, отстегивая ремень безопасности в машине. — Можно я вас обниму?

Девушка крепко меня обнимает со слезами и произносит: «Пусть вас бережет Бог».

В этом приграничном городке люди, кажется, спокойны. Кто-то идет с пакетами из магазинов, кто-то закупается в аптеке всем, что только может пригодиться, работает даже магазин «Мобилочка». Паники ни у кого нет. Мы прошли метров 400, и все мои собеседники остались далеко позади: авто двигаются очень медленно. Многие из них полностью забиты вещами, во многих дети, пожилые люди, домашние животные. Некоторые едут уже без мужчин. К концу населенного пункта очередь из машин заканчивается — это точка, откуда всех медленно пропускают вперед, что-то вроде блокпоста. Дальше — пустая дорога. Пешеходов никто не останавливает и не проверяет. Наша группа следующие пару километров почти не встречает пешеходов. Идем молча, стараемся помогать друг другу, решаем остановиться передохнуть на заправке.

Пустая дорога между городом и погранпереходом, где стоят машины на выезд. Фото: Zerkalo.io

К нашему приходу тут пара пассажирских автобусов, заполненных людьми, несколько авто. Две молодые женщины пытаются разобраться с кофейным автоматом. Видно, что нервничают:

— Семнадцатый час, как мы едем. В машине — я с ребенком, моя сестра со своими тремя детьми, одному из них — пять месяцев. Я сама за рулем, своих мужей мы оставили дома. Как думаете, каково это?

В другом конце зала стоят с небольшими сумками и портфелями две молодые девушки. На разговор с журналистами идут неохотно, но все же представляются — 20-летняя студентка Юля и ее подруга 22-летняя Оля из Львовской области. Рассказывают, что их к приграничью привезли родители. Девушки пошли пешком, а те поехали обратно.

— Моя мама очень плакала, когда мы прощались. Папе 63 года, он не видит смысла куда-то убегать и остался в деревне, как и вся семья, — спокойно рассказывает Оля.

— Моя не поехала, потому что не хочет оставлять папу, а его не выпустят. Да и дома дедушка старенький, собака. У нас тут более-менее спокойно, хотя ночью страшно: не знаешь, что будет утром, — добавляет Юля и говорит, что многие мужчины из ее городка собираются воевать. — Все, кто может, идут на Восток страны или в местные отряды территориальной самообороны. Многие знакомые за свои деньги купили оружие, боеприпасы и пошли. Одногруппник воюет где-то в Киеве, Олины друзья поехали в Харьков навестить близких и остались там — защищать город.

— Простите за вопрос. Вы улыбаетесь все время, пока мы говорим, и кажетесь очень спокойными.

—  Мы еще не понимаем, что происходит! Ну, мне 20 лет, я никогда не могла подумать, что буду бежать от войны и жить где-то неизвестно где, сама, работать. Я еще даже нигде не работала. И страшно, и смешно. Мы сами не понимаем, что происходит, — отвечает Юля.

— В Польше нас ждет моя одноклассница, она поможет устроиться на какую-то ферму или убирать в домах, чтобы мы могли зарабатывать хотя бы на продукты, — растерянно добавляет ее подруга и говорит, что с собой у них только вода и печенье. — Больших денег, конечно, тоже нет. Да и вещей брали мало: документы, лекарства, повседневная одежда. Мы не знаем, как будет дальше, может, придется и родных вывозить. Но хотим вернуться в Украину, как только будет такая возможность. Не хотим быть в Польше или где-то еще.

— Мне 40 лет. Если надо будет воевать — пойду. В армии служил, с оружием немного обращаться умею. Мне не страшно, — сухо и, кажется, со смущением отвечает рассказывает мне сотрудник заправки.

Он говорит, что местные пока не паникуют — вокруг «тишина». Сам мужчина домой сходил только переночевать. По его словам, до границы остается километр. Мы снова распределяем вещи и идем вперед. Стоят фуры, прибывают пассажирские автобусы, открыты небольшие домики, где оформляют страховку, меняют деньги. Возле одного из таких встречаем двух мужчин, которые бодро шагают обратно в город.

— Вас не пустили к границе?

— А мы и не спрашивали, пустят ли. Я вывозил жену и ребенка, ему 2,5 года. А это мой отец. Вот возвращаемся. Все будет хорошо, — бросает молодой отец напоследок.

На дороге как раз начинается новая очередь длинная из машин: фуры и легковушки, они уже стоят на въезд. Мое внимание привлекает мужчина в ярко-зеленой куртке — он крепко обнимает женщину. Та плачет. Возможно, это его жена или сестра. Женщина садится в машину, за руль — девушка помоложе, а мужчина уходит обратно, не оглядываясь и, кажется, не отрывая глаза от асфальта. Дальше они поедут без него.

«Представляете, человек прилетел покататься на лыжах и остался на войну»

Около 13.30 по Минску мы приближаемся к пункту пропуска. До него остается метров 400, тут нас встречают пограничники с автоматами и небольшие группы людей, в основном иностранцы. Украинские силовики говорят с ними на русском и украинском, объясняют, что без визы их не пропустят, те не понимают ни слова.

«Я из Бразилии, мне не нужна никакая виза, что они от меня хотят?!» — громко возмущается парень, он приехал в Украину на 4 дня по работе. Рядом с ним стоит студент из Ирака, успевший отучиться в стране два месяца. В толпе коллеги знакомятся с семьей, которая неделю назад впервые прилетела отдохнуть в Буковель. Сегодня должен был быть обратный рейс, вместо этого они стоят на границе с Польшей.

— Мы живем в Великобритании. Я с дочкой — из Казахстана, а мой муж мой — литовет, — говорит Елена. — Знаете, Великобритания сразу предупредила, что эвакуировать не будет, сказали лишь подальше отойти от окон.

 — Почему вы решили лететь именно сейчас? Ведь западные страны много говорили о возможной войне в последние месяцы.

— Знаете, а мы не верили! Думали, все только на Донбассе, а мы летим на другой конец страны. Да и посольства переезжали во Львов. Рейс тоже не отменили, вот мы и полетели, — говорит женщина.

— Вы кажетесь очень спокойными. Или это сейчас уже так?

— Да, это мы спокойные уже, потому что стоим в очереди, о нас знают, куда-то вроде бы поведут — уже не так страшно. А до этого плакали каждый по очереди, чтобы внуков не пугать. Еще одного нашего друга не выпускают, потому что у него украинское гражданство. Представляете, человек прилетел покататься на лыжах и остался на войну.

Рядом с нами стоит молодая пара, пограничники просят парня вернуться:

— Вас не пропустят, — говорит такой же молодой парень в форме и с автоматом.

— Пустите провести жену, она на 9 месяце беременности, ей рожать на днях. Парни, ну поймите, как ей одной идти?! — просит украинец. Для будущего отца сделали исключение. Пара молчит и лишь обнимает друг друга.

Фото: Reuters

Так мы стоим около часа, потом нас все-таки ведут к шлагбауму, где снова нужно ждать. Потом — ждать уже в помещении паспортного контроля, там хотя бы тепло. Рядом с нами — десятки женщин с маленькими детьми, колясками, есть и мужчины. А сколько еще осталось на улице, сколько стоит в городе и сколько еще едет? Здесь, кажется, нет войны — есть только люди, которые от нее бегут.

К 18 вечера мы прошли паспортный контроль. Снова еще полчаса ждать, пока нас отведут к Польской границе. Там еще час под местным шлагбаумом. За нашей группой — несколько женщин с детьми в колясках под пледами или полотенцами. В Польшу пускают только на транспорте, но машины никого не подбирают — лишь двое водителей сами предложили помощь и перевезли нескольких человек. Впереди нас — измученная худенькая киевлянка с тремя детьми. Когда ее сын в разговоре слышит, откуда мы, задает моей коллеге вопрос: «Белорусы — мирные люди?!» На вид мальчику лет 12.

Мы проходим. В Польше нас должны встретить. Тяжело думать о коллегах, которые еще не с нами, об украинцах, которые боятся оставаться в своей же стране.

Я прохожу с чувством вины и стыда.полностью: https://news.zerkalo.io/life/10557.html?c