Редактор проработала на госТВ 18 лет и ушла: «Раньше разрешали поиграть в правду и демократию»

«Как только началась предвыборная кампания, „лафа“ закончилась»

— Как вы вообще попали на телевидение?

— На телевидение я пришла в 2002 году — на новенький и невероятный телеканал ОНТ, Тогда лучше места для филолога и представить было сложно.

Мы делали нашу «Горячую линию», помогали людям, рассказывали о проблемах. Тогда разрешалось поиграть в правду, демократию. И мы за полгода набрали такой высокий рейтинг, что это было невероятно.

В те времена быть редактором, журналистом — это считалось просто… ух! Я пришла на телевидение, когда эта профессия была суперпрестижной, а ухожу сейчас — когда стыдно говорить, что ты работаешь «на телике». Это ужасно: за 18 лет ситуация перевернулась с ног на голову. Хотя редакторство на СТВ было хорошо именно тем, что было вне политики.

— Расскажите, чем именно вы занимались на своей последней работе.

На СТВ я работала редактором двух проектов: «Новое утро» на РТР-Беларусь, которое тоже делает СТВ, и «Добро пожаловаться».

Мне легко было в формате моих передач. Там ведь совсем не нужна политика. Я очень патриотичный человек, и мне действительно приятно говорить о хорошем, что происходит в стране. На моих глазах действительно вырастало что-то чудесное в этом обществе, — вспоминает редактор. — У нас была возможность рассказывать в «Новом утре» про все самое передовое. Начиная от молодежных стартапов, зеленых акций, до хосписов и банков пищевых продуктов.

Одно время мы приглашали очень много музыкантов, художников, артистов и видели, как растет культурное движение в стране. Ко мне, в мою программу, приходило очень много классных людей. Я говорю в мою, потому что у редакторов «Утра» есть свои эфирные дни. Их два-три на неделе, и я полностью отвечаю за свой день. От сценария и гостей до монтажа и просмотра готовой программы, перед тем как она выйдет в эфир. Если вдруг будет какая-то буква не та или черное поле на экране — все, «втык» пойдет мне, потому что я редактор.

С гордостью говорю: у второй программы, которую я редактировала — «Добро пожаловаться», — был хороший рейтинг. Можно даже сказать, что мы заигрались в правду: громили коммунальные службы, исполкомы, всех, кто обижал людей. Вот к примеру: предприятие выставило на аукцион дом прямо с семьей, которая в нем прожила много лет. Благодаря вмешательству СТВ этот лот был снят с торгов. Было приятно, что реально помогали.

Конечно, это все было в рамках того, что наше государство доброе и хорошее. Но как только началась предвыборная кампания, «лафа» закончилась.

— Разве не было такого случая, что вы хотите кого-то пригласить, но делать это было запрещено? Некоторые сотрудники Белтелерадиокомпании утверждали, что у них такие списки были.

— Безусловно, такое могло быть. Особенно в предвыборное время всегда был очень жесткий список. Кроме БРСМ, получалось, некого и позвать.

Года два назад или даже год ситуация была другая. Мы разошлись до того, что приглашали в эфиры, скажем, людей определенно оппозиционной колористики. Если он хороший экскурсовод, самый классный, то мы можем брать у него интервью (вероятно, Лилия говорит о Никите Мониче, который в июле 2020 уволился из Национального художественного музея из-за гражданской позиции. — Прим. TUT.BY). Если писательница издала кулинарную книгу — ну и что, что она на «Белсате», мы тоже позовем. Это была своего рода свобода, но она быстренько закончилась.

— Это связано с предвыборными кампаниями?

— Да, все эти предвыборные годы — я их просто ненавижу. Это очень болезненное ощущение. Вы же понимаете, что абсолютно все предвыборные кампании в стране у нас были не до конца честными. Но в другие годы работалось полегче.

«За два года прониклись обаянием Луцкого — это был свой человек»

— Заявляя об увольнении в соцсетях, вы упомянули некую встречу с министром информации, после которой на время передумали уходить и решили остаться на телевидении. Что это было?

— Игорь Луцкий (министр информации. — Прим. TUT.BY) еще несколько месяцев назад был нашим руководителем. Он два года возглавлял СТВ, а назначение его министром для нас было неожиданным. Взяли и «забрали». Понятно, что мы уже с ним сработались, прониклись его обаянием.

В середине августа вокруг здания телеканала проходили демонстрации. Министр приехал к нам, собрал весь коллектив. Посыл был такой: мол, ребята, давайте обсуждать, вместе искать решение, давайте вы все скажете нам, а мы передадим «туда».

В итоге создалась иллюзия, что диалог власти и общества действительно будет, что и нас послушают, и Координационный совет послушают, и что мы договоримся — наступит мир и лад. Луцкий сказал: «Я голосовал за Лукашенко, но вы же понимаете, что есть люди с разными точками зрения — и сейчас нам нужно прийти к соглашению. Давайте работать». Руководство предлагало меняться эволюционно, без революции, но прийти к адекватным новостям. Обещали, что будут брифинги, МВД будет отчитываться — что все будет хорошо. Сами уверяли, что хотят найти выход. Было видно: люди тоже ночами не спят в этой ситуации, никто не хочет затянувшегося внутриполитического конфликта.

В тот же день на ОНТ и СТВ вышел сюжет, где работники МЗКТ кричат Лукашенко «Уходи!». Я обалдела! Это ж надо! Получилась правдивая картинка: есть недовольные и есть лидер, который им ответил. Красивый, достойный материал.

Уже потом стало понятно, что диалога никакого не будет. Ровно через день на СТВ вышел ролик о Тихановской. Мы удивились: «А как это так, а что это?» Спросили наших видеоинженеров, кто это делал. Оказалось, никто не делал, это не наше производство. То есть чужой страшный и чернушный ролик спускается на телеканал и его выдают в эфир.

Дальше выходит сюжет про Купаловский театр, который всем вырвал душу. Со мной в программе работала Юлия Шпилевская — она актриса Купаловского театра. Латушко — давний друг нашего телеканала, и тут выходит этот сюжет… Это же невозможно!

Тогда же я написала заявление на увольнение. Сразу меня не отпустили: другая девочка-редактор хотела уйти в отпуск. Предложила: она приходит — и я сразу ухожу, 14-го сентября. Зачем мне обижать кого-то? Она остается, это ее выбор. Но работать было мягко говоря, некомфортно — я иду мимо службы новостей в свою монтажку, и меня крутит, мне плохо.

— Но вы же не одна такая?

— В художественной дирекции, где я работаю, немало людей, которые прекрасно все понимают. Многие на «стороне света», как говорится. Но стоит сказать, что в службе новостей работают настоящие «лукашисты». Надо отдать им должное: они действительно верят в то, что делают. Как и в то, что остальных белорусов «накрутили» и купили. Ну это их право — думать так. Жаль только, что у них право есть, а у нас нет.

Телевидение — это огромная команда, в том числе технический персонал. Конечно, люди разделились.

— В момент, когда вы думали остаться на телевидении, что именно вы хотели делать, чтобы оно стало лучше?

— Понятно, что в моих программах это делать легко: нужно просто приглашать хороших людей и выдавать адекватный контент. Конечно, повлиять на работу новостной дирекции я не могла, но мониторить ситуацию можно было бы. Хотя это смешно: когда в качестве эксклюзива сверху спускают «признательные» показания Кохно и Дудинского.

— В своем посте об увольнении вы также писали, что «зомбоящик можно оживить», создав новое вещание с объективными новостями. Это серьезные планы?

— Я серьезно об этом задумываюсь. И было даже обидно, что ребята с БТ, когда они уходили после забастовок, первые высказались о создании телевизионной YouTube-платформы.

Старые бренды — ОНТ, СТВ — уже себя дискредитировали. Их история должна закончиться вместе с историей этой власти. Конечно, надо создавать новые «кнопки». Должны быть новые имена и новое телевидение.

Но финансирование «телика» — серьезный вопрос. Это все на самом деле непросто. Вот, например, те же ОНТ и СТВ — это закрытые акционерные общества. Казалось бы: совсем иная форма хозяйственной деятельности, не такая, как Белтелерадиокомпания. При этом все акции на руках у Министерства информации, горисполкома и так далее. Мы все равно получаемся государственным телевидением. Где взять деньги на то, чтобы иметь возможность не подчиняться государственным органам?

В США, к примеру, есть общественные телеканалы: они финансируются за счет абонентской платы подписчиков. То есть жители города каждый месяц сдают по несколько долларов на свое ТВ — и в результате получается вещание, которое не зависит ни от мэра, ни от полиции, ни от кого.

Если создать телевидение с объективной новостной фабулой, такой, например, как TUT.BY или Onlin­er, это будет классно. На экране не должен быть один ньюсмейкер — главный в стране. Ну это же ненормально.

«Несколько человек позвонили предложить юридическую помощь. Это очень страшно»

— Из-за кризиса внутри страны сейчас начинают огулом гнобить всех работников госсектора. Все телевизионщики плохие, потому что транслируют ложь, все учителя плохие, потому что подписывают нечестные протоколы, все милиционеры плохие, потому что силовые ведомства жестоко поступают с белорусами… Как вы к этому относитесь?

— У меня очень много друзей-педагогов, просто потому что я училась на филологическом факультете. Это мои старые университетские подружки. За них мне не стыдно: я точно знаю, что они хорошие учителя и у них передовые взгляды. Нельзя всех равнять под одну гребенку.

Мой ребенок сейчас ходит в школу. В младших классах дети не могут уйти на «удаленку», им обязательно нужен наставник-методист. И мне, как гражданину, хочется вернуть престиж педагогической работы в обществе. Сегодняшняя ситуация невероятно плохо сказывается на наших детях. И так в профессию не хотят идти хорошие, талантливые люди, у которых призвание быть педагогом.

Милиционеров это тоже касается. Не дай бог что-то случится, куда мы позвоним? В 102. Мне кажется, они тоже стали заложниками ситуации. Все-таки жестко действуют «черные», а не «синие». Огулом хаять ничего нельзя: участковые милиционеры ведь тоже мало зарабатывают. Если уж отдавать бюджетные деньги, то не на спецподразделения, а на инспекторов по делам несовершеннолетних и участковых. Им же нужно разобраться в жизненных историях и судьбах людей. Это им надо платить большую зарплату, а не людям в балаклавах. ОМОНа быть не должно вообще — не нужно их держать в государстве в таком количестве.

— Как ваша семья отреагировала на ваше решение уволиться? Сейчас многие уходят с мотивацией «а что я потом детям скажу». У вас не было таких мыслей?

— У меня очень счастливая ситуация в этом плане. Муж у меня тоже телевизионщик: работает инженером ПТС на ОНТ. Он, конечно, тоже увольняется. Мы с ним соратники и друзья — можно сказать, уволились всей семьей.

Моя старшая дочка уже взрослая — она имеет свое мнение. Ее кандидат был Виктор Бабарико. Она окончила журфак, работает в банке, как я это называю, «массовиком-затейником». Младшему сыну 10 лет. Вообще, наше семейное кредо — независимость Беларуси.

Единственный человек, с кем трудно стало разговаривать в этой ситуации, — моя мама. Общаемся сейчас в чатах. Не ожидала, что в добрых старушках столько зла сидит. Это моя боль. Дай бог, она что-то поймет потом.

— Часто те, с кем мы хотели пообщаться после увольнения с госТВ, отказывали нам из соображений безопасности или хотели сделать это анонимно. А вы не боитесь? Что, например, за вами тоже после этого интервью приедут, как за теми же Кохно и Дудинским.

— Конечно, боюсь. Я же живой человек, страх — это нормальное чувство. Сегодня мне уже писали и предлагали юридическую помощь. Когда тебе говорят, что уже нужен адвокат, а ты: «Да? Блин, может не надо?» Смешно.

На самом деле есть и другие проблемы. Решение было принято, но оно непростое. У меня куча кредитов, плачу за квартиру, не уложились в ремонтную смету. Я очень зависимый финансово человек. Слава богу, мой муж еще и востребованный музыкант, у него есть ИП, то есть он оформлен легально, платит налоги. И лучше я заработаю деньги на свои кредиты на низкооплачиваемой работе не по специальности. Но находиться в той обстановке, в которой я сейчас была, невозможно. Моя внутренняя гармония важнее.