Паулюс Лилейкис: «Мои фотографии теперь в учебниках по всей Литве, я горжусь этим до слёз»

«В 1989 году я на 3 месяца поехал к родне в США. Работал на стройках и все заработанные деньги потратил лишь на одну вещь — фотоаппарат. Это был Nikon N2020. Когда я возвращался, в американском аэропорту все наши «советские» люди были увешаны кучей разных вещей, а я был только с одной. Я торопился на Балтийский путь, очень хотел успеть на него, но из-за задержки рейса на один день опоздал. Для меня это была трагедия. После, с этим фотоаппаратом я снял и 11 марта 1990-го и 13 января 1991-го, он до сих пор у меня как реликвия».

«Я начал фотографировать политические события, митинги и прочее, потому что мой друг журналист попросил ему помочь. Тогда я собирался поступать в медицинский, проходил подготовительные курсы и работал санитаром. Я так увлёкся, что бросил медицину и поступил на журналистику. Я понял, что для неё это новое время. Моя дипломная работа, как вы можете догадаться, была по событиям возрождения независимости Литвы».

«Это было не только время Саудюса (Sąjūdis — общественно-политическая организация, возглавившая в 1988—1990 годах процесс выхода Литвы из СССР и восстановления независимости Литовской Республики — прим.), это было время возрождения всей Литвы, а Саюдис — его катализатором. Независимость страны не провозгласили, а возродили. Это важно понимать».

«Тогда мы постоянно сидели в штабе Саюдиса. Я общался с Ландбергисом (Витаутас Ландсбергис, лидер Саюдиса и глава государства после обретения независимости от СССР до 1992 года — прим.), со всеми членами движения. Мы сидели на лестницах, в залах, кабинетах, фотографировали, записывали, писали. Сейчас уже многих из них нет в живых. Ландсбергиса я знал с детства, он был студентом моей бабушки-музыковеда. И других знал, многие были знакомы с моими родителями. Тогда была такая жизнь — мы все жили дружно».

«В ночь с 12 на 13 января, можно сказать, была «кульминация» тех событий, но важно всё то время, вся та неделя. Там было жарко, но время было интересное».

«Тогда, как я всегда говорю, кадры сами прыгали в объектив, и нужно было только резкость наводить. В эту пятилетку (с 1988 по 1993) была всё очень важно, всё менялось, менялся и я сам, моя семья, через две недели после январских событий родился сын. Жена очень боялась за меня. Но никто нам ничего не мог приказать делать, мы сами рвались фотографировать, делать репортажи».

«Я смотрю свои негативы, и какие-то мне не нравятся, но сейчас каждый негатив на вес золота. Потому что это и есть документалистика. Я через свою призму фотографировал события и людей, их портреты и эмоции. Я очень близко лез ко всем, даже к солдатам с оружием, не один раз получал от них. Поэтому у меня есть уникальные кадры».

«В ночь на 13‑е января 1991 года я был у телебашни. Тогда я еще работал по ночам в скорой помощи санитаром. Я знал всех врачей и фельдшеров, которые работали на месте».

«Также я был той ночью в морге, фотографировал не так, чтобы было красиво, а так, чтобы были видны ранения. Фотографировал документально, так чтобы это можно было использовать как доказательства».