«Мы интересны только, когда у нас бьют людей». Почему белорусы не выигрывают World Press Photo

«Новости из Беларуси миру не интересны»

Сергей Гудилин не раз подавал свои работы на участие в конкурсе World Press Pho­to. В этом году пытался пройти с мультимедиаисториями «Па краі» и «Востраў малака».

— World Press Pho­to — это в некотором роде огромная лотерея. Представь, что в конкурсе участвует 5 тысяч фотографов и 100 тысяч фотографий, в жюри — человек 20 максимум. На первом этапе на просмотр уходит 1−2 секунды. Разброс по темам очень широкий, но решение нужно принимать моментально. Среди победителей этого года можно видеть снимки, которые уже были опубликованы. Я их отмечал для себя, думал, что это выглядит круто и точно попадет в финал.

Многие фотографии, в том числе главного победителя Бурхана Эзбилиджи, рассказывают о событиях, которые потрясли мир. Беларусь пока не становится источником таких «потрясающих» новостей и инфоповодов.

— Выбор фото-победителей, как говорил российский фотограф Саша Гронский, — это способность следить за тем, что произошло в мире, смотреть на него комплексно. Пытаясь представить картину мира в этом году, жюри сработало круто. Что-то, конечно, пропустили. И это естественно: из 5 тысяч фотографов побеждают лишь 50. В плане новостей Беларусь, наверное, не особо интересна миру. Здесь появляется очень мало глобальных инфоповодов, которые бы влияли на общую картину мира либо становились его символами.

Сергей приводит пример: во время мартовских протестов он работал для одного зарубежного «респектабельного СМИ». Писать о минских событиях в тот же день издание не стало.

— Тот ужас, который преподносился здесь в медиа, на глобальном уровне был мало интересен. Потому что в картине мира как будто ничего не произошло. Если наши фотографы будут чувствовать эти уровни, будут и награды, и премии. Нужно понимать, что Беларусь — страна не уникальная.

Гудилин уверен: с техническим уровнем белорусской пресс-фотографии все в порядке, от мирового он не отстает. Поэтому результаты могут быть, если белорусские фотожурналисты будут выходить за рамки местного нарратива тех изданий, в которых они работают, и включаться в глобальный контекст.

— Многие фотографы, которые побеждают в конкурсе, тоже из достаточно «скучных» стран: например, Бельгии или Швеции. Они работают в своих национальных СМИ, но освещают международные темы. На мой взгляд, это вызов для нашего медиарынка: есть ли у него такая емкость, чтобы фотографы могли уезжать в другие страны и работать в них? Хотя такие ситуации, когда наши фотожурналисты ездили в Украину и Россию, уже были. Мы способны включаться в глобальный, мировой контекст.

Здесь, по мнению Гудилина, важен и другой момент: готова ли редакция платить за работу над долгосрочным проектом и есть ли у фотографа желание искать свою интимную тему, погружаться в нее, находить героев и долго их снимать?

— Для этого нужно время и желание рассказывать истории, показывать жизнь, которая не видна. А насчет ресурсов… Среди победителей много как тех, кто работает для мировых изданий или агентств, так и тех, кто делает абсолютный эксклюзив. Не за деньги, а просто за респект. Если World Press Pho­to отмечает такого фотографа, конкурс выносит его карьеру на другой уровень. Мне почему-то кажется, что белорусское фотографическое сообщество доросло до таких премий. Было бы очень круто, чтобы белорусский фотограф победил на конкурсе с белорусской темой. Просто нужно дальше работать над историями о нашем времени и месте.

— Тогда почему этих побед пока нет?

— Ответ на этот вопрос будет звучать в стиле «почему наши хоккеисты не могут выиграть чемпионат мира». Существует много факторов. Это долгий процесс вызревания культуры.

К примеру, почему среди победителей World Press Pho­to много французов, голландцев, бельгийцев? Кроме экономического развития и уровня свободы СМИ, у них богатая визуальная культура, высокие стандарты визуального восприятия.

У нас тоже все шло хорошо, пока не настало время Советского Союза. 70 лет советской пропаганды убило свободное видение во многих сферах. Да, существовал андеграунд. Но мы говорим о самой структуре отношений. Нам досталось огромное наследие советской визуальной пропаганды, в которой образ констатировал, а не рассказывал. Он не предлагал зрителю свободу мышления. На мой взгляд, это даже более важная проблема, чем деньги и свобода СМИ.

«Сумасшедшими являются все белорусские фотографы, которые снимают то, что их волнует»

Максим Сарычев называет другую причину, почему белорусы не побеждают на World Press Pho­to. Скорее, дело в небольшом количестве тех, кто подает свои работы на конкурс.

— Какая статистика World Press Pho­to? Свои заявки из Беларуси отправляют 20–30 человек. Посчитай, какой это процент от 5000 фотографов, которые каждый год претендуют на победу. А конкуренция очень большая. Я вижу причину в этом. World Press Pho­to — очень субъективный конкурс.

Но почему фотографов, готовых рассказывать миру о Беларуси, так мало? Эту проблему Сарычев связывает с отсутствием медиарынка.

— За историю, которую ты снимаешь даже неделю, тебе готовы заплатить максимум 100 долларов. Это же несерьезно. При таком раскладе глубокие визуальные проекты сразу становятся дорогим хобби, заниматься которым могут позволить себе либо богатые, либо сумасшедшие. Такими сумасшедшими являются все белорусские фотографы, которые снимают то, что их волнует (несмотря на финансовую сторону). Я думаю, если бы за эти деньги можно было бы жить, было бы больше фотографов, которые занимались глубокими темами. Тогда заявок из Беларуси приходило бы 50 или 100.

Почему, например, не побеждают фотографы из Афганистана или Африки? Ведь они могут снимать события, происходящие в их стране. Потому что нет медиарынка, нет образовательной инфраструктуры, часто даже нет знания английского языка для коммуникации с внешним миром.

Немецкое издание может отправить фотографа Яна Грарупа в Сирию, он привезет оттуда историю и победит. В это время местный фотограф решает другие вопросы: где и как достать себе еду.

Если посмотреть на фотографии победителей, то чаще всего это не местные фотографы, а иностранные фотожурналисты, командированные по заданию своих редакций. Но кризис в медиа дает шанс местным фотографам (разумеется, если они к этому готовы). Многим изданиям уже сейчас выгоднее нанять местного фотографа, заплатить ему те же деньги, но сэкономить на перелете и гостинице для своего журналиста.

Несмотря на отсутствие громких новостей из Беларуси, белорусская тематика может быть интересна всему миру, считает Сарычев. Как показывает история конкурса World Press Pho­to, предпосылки к этому есть.

— Местный фотограф гораздо лучше понимает контекст, среду и тему (если она его волнует), чем какой-то приезжий фотограф, которому за два дня (хорошо, если неделю) нужно снять историю. Логично, что у местных фотографов есть шанс сделать что-то более серьезное, чем у иностранных. У нас есть визуально цепляющие вещи, интересные истории, которые могут быть интересны миру (например, ЖЭС-арт или молодежь в контексте массовых протестов).

Главное, по мнению Сарычева, провоцировать этот интерес в Беларуси.

— Зарубежный редактор не знает, что есть в нашем дворе, пока мы это хорошо не снимем и не покажем. Но здесь есть две сложности: первая — снять профессионально, найти интересный угол, вторая (и самая сложная) — дойти до редактора. Если с первым вопросом у нас становится получше, то дойти до редактора — проблема.

— Я был на портфолио ревю (формат, когда фотографы показывают свои работы авторитетным редакторам изданий и кураторам галерей), познакомился с редактором российского интернет-издания «Медуза». А потом предложил фотоисторию о чеченских беженцах. Опять же: «Медуза» не знает, что в Бресте сидят беженцы. Беларусь не в фокусе их зрения, как и любого другого иностранного издания. Мы интересны только тогда, когда у нас начинают бить людей. Причем всего на один день. Пока ты не напишешь: «Смотрите, у нас тут 200 человек на вокзале сидят, которые бегут от Кадырова», никто к тебе не обратится.

Можно делать потрясающие фотографии, хранить их у себя, в лучшем случае на сайте и говорить о том, что мы никому не нужны и все плохо. Никто никому не нужен, пока мы не придем с этим продуктом к галеристу, на конкурс или к редактору. Последнему все равно, это история из Беларуси или Вьетнама. Если она интересная, то почему бы и нет?

«За 30 долларов все хотят получить эксклюзив, который нигде до этого не публиковался»

— Победить могут важные в мировом масштабе новости: теракты, вооруженные восстания, применение оружия на акциях, крушение самолета с президентом какой-нибудь белой цивилизованной страны, — считает фотограф Александр Васюкович, который в этом году подавал на конкурс свой проект о домашнем насилии. — У нас такое не происходит, поэтому в категории новостей побед у нас нет.

— Но у долгосрочных проектов, на твой взгляд, шансы есть?

— У всех есть шансы. Но раз никто не выиграл, очевидно, что пока белорусские проекты не особо котируются. Вообще, западным медиа проще продать то, что связано со стереотипным представлением о Беларуси как о «последней диктатуре Европы». Как я считаю, такие серии будут иметь успех. Но в чем-то новом, что никак не вяжется с устоявшимся образом, редактора или члена жюри убедить гораздо сложнее. World Press Pho­to — конкурс журналистики, и судят его люди, с журналистикой связанные. У них свое понимание важных и неважных вещей. То, что нам важно здесь, в Европе большинству все равно. Собственно, поэтому выиграть сложно.

— Какие проблемы в белорусской фотографии ты мог бы сформулировать?

У нас нет приличного образования фотографов, чтобы после школы можно было поступить и стать фотожурналистом. Что-то есть в БГУ в рамках повышения квалификации. Уже третий год проводит долгосрочные курсы по фотографии ЦЭХ. Иногда мастер-классы привозят тот же ЦЭХ, БАЖ и Пресс-клуб. Но среди участников — везде одни и те же люди. Небольшое количество фотографов чем-то интересуется. Их вроде бегает и снимает много, но учатся новому — единицы.

Еще одна проблема — маленькие гонорары. Просто стыдобище на самом деле. Сколько бы ты ни снимал, какие бы глубокие истории ни делал, гонорар от этого не поменяется. Или в крайнем случае поднимется с 30 долларов до 50−80. Но это никак не покрывает затрат. Отсюда вытекает проблема: за 30 долларов все хотят получить эксклюзив, который нигде до этого не публиковался. Эти деньги мне заплатит одно издание, а все остальные возьмут, переставят себе и будут говорить: «Почему вы недовольны? Мы же вам пиар делаем». Когда же попросишь подписать хотя бы фамилию, на тебя будут смотреть, как на придурка.

И, к сожалению, у нас почти нет фоторедакторов. Но если есть, частой проблемой становится расхождение во мнениях: ты знаешь, в какой очередности нужно ставить фотографии, какую выбрать главной (это практически то же самое, что и работа с текстом — фотографиями ты рассказываешь такую же историю, от их очередности многое зависит), но каждый редактор или журналист все переиначивает.

Недавно в The Guardian у меня вышли фотографии детей, которым нужно энтеральное питание. После этого еще 10 изданий написали мне — хотели купить фотографии. Купить! У нас об этом речи не идет. В этом различия стран с развитым и неразвитым медиарынком.

Сейчас фотография — это в основном материал, обслуживащий текст. Написано «стол», значит, нужно сфотографировать стол. Фотография не воспринимается как самостоятельная вещь, которая рассказывает историю. Часто очень любят взять и продублировать написанное.

Или журналист может работать над текстом неделю, но в предпоследний день перед выходом статьи позвонит и попросит «что-нибудь пофоткать» не в лучшем месте и не в лучшее время. Лишь бы заткнуть промежутки между кусками текста. Вот такое отношение к фотографии у нас пока складывается. Было бы нормальное, получали бы от редакции командировки люди, которые могли бы что-то делать. И были бы награды, в том числе World Press Pho­to.

— Если все «не очень», почему столько людей занимаются фотографией?

— Могу ответить лишь за себя. Я начинал заниматься фотожурналистикой, потому что мне нравилось рассказывать истории людей, но писать я не умел. Главный критерий для меня — чтобы моя работа что-то поменяла. Недаром публикация некоторых фотографий (например, сделанных во время войны во Вьетнаме) способствовала заключению мира. Мы ведь не просто рассказываем истории от нечего делать. Мы хотим, чтобы их увидели, чтобы о скрытых вещах стало известно и появилась полемика.

Выставка World Press Pho­to продлится до 24 мая. Адрес: улица Октябрьская, 16, культурное пространство «ЦЭХ» (второй этаж). Цена билета — 5 рублей (2,5 рубля — льготный билет для пенсионеров и студентов).