Много водки и 20 000 выстрелов в затылок

Пятое мая — странный праздник, связанный с выходом в свет первого номера газеты с претенциозным названием «Правда».

В советские времена в этот день ничего особенного не происходило. В крупных городах могли состояться торжественные собрания, но, в основном, журналисты из единственной в городе газеты (а тогда в любом городе была единственная газета — орган обкома или горкома партии) собирались и дружно пили водку. Благо, повод был.

А еще считалось большой удачей поехать в эти дни за границу, для проявления пролетарской солидарности.

…1982 год, май. В Польше военное положение, и нам, партийным журналистам Белоруссии, предписано было контактировать с коллегами, чтобы поддерживать морально и направлять идеологически. А польские журналисты приезжали к нам целыми группами, и мы усиленно поили их водкой и возили по местам «боевой и трудовой славы».

В том числе в поселок Ленино под Горками Могилевской области. Там первая польская дивизия, созданная на основе пленных (из разгромленной в 1939 году Красной армией совместно с фашистами Польши) приняла бой с немцами.

Застольные беседы под «Столичную» и дефицитную «Зубровку» сводились, в основном, к темам вечным: женщины и здоровье. Попытки переводить беседы в идеологическое русло неизменно проваливались. Тогда было непонятно — почему…

А мы ездили к ним — как правило, поездки приурочены были к началу мая, ко дню, который в Советском Союзе тоже назывался «Днем печати».

В данном случае в Быдгоще гостил редактор одной из районок области — назовём его Миша. Он человек простой, указания воспринимал буквально и донимал польских коллег идеологически выдержанными тостами:

— Давайте выпьем за партийную прессу! За то, чтобы вам удалось выстоять под давлением Запада…

Поляки в таких случаях втихую посмеиваются, но пьют. А в благодарность за идеологическую поддержку водят на диковинное для нас зрелище — стриптиз. Миша тоже только что вместе с местным редактором Ежи Марчуком сходил туда, вместе вернулись в отель. Миша не на шутку взволнован и сейчас решает про себя большую проблему: предал он «линию партии» или нет? И сообщать потом в «компетентные органы» об этом или нет? Он твердо помнит установки своего райкома Коммунистической партии и из советского кино знает, как идеологический враг вербует «наших» — водка, стриптиз, женщины…

— Пан Михал, — не подозревая ни о чем, говорит Ежи Марчук. Он недавно вернулся из Могилева, где его принимали по высшему разряду и исполнен желания ответить добром. — Пан Михал, почекай тут, проше пана. Я тэраз пшиде…

Миша соглашается, предполагая, что речь идет всего лишь о дополнительных ста граммах перед сном, на что он заведомо согласен.

Но Марчук возвращается с двумя девицами вполне определенной профессиональной принадлежности:

— Пан Михал, то, проше пана, ест твоя к..ва. А то моя…

Миша в ужасе! Все, началась вербовка! А когда он чего-то пугается или чем-то взволнован, то машет руками с широко растопыренными пальцами и кричит что-то бессвязное…

Вначале никто из присутствующих не понял: в чем дело? Ежи Марчук — мужик предельно доброжелательный и большой любитель гульнуть (тем более, что все затраты за счет воеводского комитета правящей ПОРП) расстроился:

— Пан Михал, твоя к..ва не до сподобы? Проше пана, маш мою.

То есть, если тебе не нравится твоя девушка, то пожалуйста, возьми мою — что за проблема? Но Миша бессвязно суетился и рвался к двери. Все окончилось тем, что та, которая «твоя к..ва», обиделась и ушла. Вслед за ней ушел обиженный в лучших чувствах Марчук со своей «к..вой». А донельзя простодушный Миша, по возвращении в город, рассказал эту историю в кругу коллег, и теперь над ним издеваются все, кто только может.

…Собственно говоря, многим из нас пришлось поездить по воеводствам Польши с идеологической миссией — мне тоже.

В самый первый раз польский Союз журналистов приставил ко мне переводчицу — варшавянку по имени Наташа. То есть, она была полька и не просто полька, а именно варшавянка. При взгляде на нее вспоминались одновременно красавица, соблазнившая романтического хохла Андрия из «Тараса Бульбы». И «гордая полячка» Марина Мнишек, вившая веревки из самозванца Григория Отрепьева… И вообще вспоминалось все, когда-то читанное о польских женщинах, неизменно красавицах и обязательно ведьмах. Потому что какая же польская женщина не ведьма?

В том же Быдгоще, Хелмно, Кракове, мы встречались с коллегами, разговаривали о жизни, разумеется, ходили на стриптиз, в больших количествах пили «Водку выборову». А гид Наташа тянула кофе с ликерами и, как автомат, переводила. Хотя особой нужды в этом не было. Я родился в Германовичах Шарковщинского района, жил под Браславом, а там сплошь костелы и бытовой польский язык…

Ночевали в гостиницах, в соседних, как правило, номерах.

Я потихонечку таял, слыша ее:

— Пшепрашам, пан Анатоль…

И грезил наяву о возможности однажды вечером открыть дверь ее номера. И понимал, что это невозможно, потому как идеологическая миссия…

Потом я возвращался в Белоруссию и за полчаса до отхода поезда на Варшаве- Центральной, Наташа рассказала анекдот. О том, как на скамейке в Варшавском парке сидит пенкная польская паненка. С ней рядом садится польский пан и спрашивает:

— А можно пани злапать за коляно?
Она молчит.
— А можно пани злапать за коляно?
Она опять молчит. Тогда пан спрашивает:
— А цо, пани ест нема?
Она оборачивается и говорит:
— А цо, пан парализованы?

Я, помню, был очень смущен.

…Слова «Катынь» мы тогда не знали. Фильмов о том, как советские чекисты в концентрационном лагере под Смоленском выпустили более чем 20 000 пуль в затылки польским офицерам, взятым в плен в сотрудничестве с фашистами, естественно, не видели. Документы высшего руководства Советского Союза были рассекречены и опубликованы три десятка лет спустя —то есть, практически на днях.

Мы просто писали о боевом братстве и вечной дружбе Советского Союза и народной Польши. И поздравляли друг друга с Днем советской печати — самой правдивой печати в мире. Начавшейся с выхода первого номера газеты с претенциозным названием «Правда».

…Теперь мне иногда кажется, что эти 20 000 пуль были выпущены в мой затылок.