Этой весной магнолия не расцвела. Памяти Друга

Возвращаясь домой, Костя попросил мою дочь Юлию сделать снимок магнолии, когда она расцветёт. Обычно это бывает в апреле. У меня создалось впечатление, что больше всего в Америке  ему понравилось это цветущее дерево, которое растёт  в нашем дворе.

Он рано остался без отца. Вместе со старшей и младшей сёстрами помогал матери по хозяйству. Без хозяйства просто не выжили бы. Но пацан есть пацан. Нужно с друзьями в горы или заплыть по Сыр-Дарье от острова Чумчук-арал до загородного моста, а это километров пять. И где-то пропадать ночами, и покурить, и подраться… И выпить. Там места производства виноградных вин, а ещё урановые шахты и заводы по обогащению урана. Потому снабжали «по вышке» и завались было импортного пойла. Ну а поскольку выпить было дешевле, чем поесть, пацан с друзьями распробовали ром. Местное вино больше не пили.

Иногда Костя заглядывал в фехтовальный зал неподалёку от своего района. Там мы и встретились. Трудно однозначно утверждать, кто кого нашёл. Потом оказалось, что оба «близнецы» по зодиаку и дни рождения у нас с разницей в три дня. Друзей у него хватало — был общительный и открытый. Ему нужен был старший — не отец, так друг. Да и не тянул я на отца: всего-то пятнадцать лет разницы в возрасте. На чужбине, без друзей, я с радостью принял выплеснувшуюся на меня искренность и привязанность этого парня. Теперь фехтовальный зал он посещал регулярно и как-то быстро стал лучшим моим учеником.

Перезнакомил со своими друзьями-приятелями. И началось… Теперь с Чумчук-Арала я заплывал вместе с компанией сорванцов, и нельзя было соскочить, отказавшись нестись по течению, рискуя расшибиться о сваи моста. А вечерами лазили по садам, соревнуясь, кто легче перемахнёт глинобитную стену.

Костя часто бывал у нас дома. Мой сын был от него в восторге, а жена относилась как к ребёнку, стараясь накормить, разделив поровну, что Бог послал. И как-то все прониклись его страстью лазить по горам и вплавь спускаться по широченной и быстротечной Сыр-Дарье. И вот я, моя беременная жена, шестилетний сын и Костя часа три-четыре взбираемся на Могол-Тау. Спуск занимает, естественно, раза в два больше времени. Потом возвращаемся домой. Жена варит найдефицитнейшую по тем временам (достал в столице) гречневую кашу и варенье из стыренного по дороге инжира. Варенье — не заготовка на зиму, после каши стразу и съедается.

Парень оказался чрезвычайно галантным. У нас как-то не было в традиции ставить дома цветы, но Костя ни разу не заявился без букета для моей жены. Я точно знал, в каком саду по дороге он наломал ветки-цветики. Чтобы уважить мальчишку, жена отдала под цветы свой призовой хрустальный кубок.

Были и инциденты, и обиды

Мы уже спустились в предгорье. Впереди отвесная скала, примечательная тем, что на ней отрабатывали мастерство заезжие скалолазы. Местные же детишки босиком взбирались на стену, чтобы повыковыривать костыли, оставленные экипированными альпинистами. Зачем им нужны были эти железяки, я не знал. Да и вряд ли сами они смогли бы объяснить. Но был такой у пацанов шик: залезть туда, куда приезжие взбираются с подстраховкой и снаряжением, да ещё повыдирать из щелей эти крючья.

В тех местах темнеет рано. Уговорил Костю в этот раз оставить скалу в покое. По дороге кишлак. На возвышении мечеть. Над домом бая трепещет на ветру красный флаг. Вдруг выстрел. Вроде неоткуда, оборачиваюсь. В руке Кости самодельный пистолет. «Куда стрелял?» — «Да вот», и стволом показывает на пристреленную небольшую змейку. «Зачем?» — «Так змея же». — «Так она здесь живёт, а мы пришли и убили». Всё, обида! Он-то уверен, что прав. Психология такая: змея — враг. Врагов надо убивать.

Парень он был отходчивый, долго обиды не держал. Пару дней, и помирились, но по всему видно было, что он со мной не согласен.

В тех краях вообще оружия было навалом. Самодельного и промышленного производства. Местные носили на боку здоровенные ножи-головорезы. Ими перерезали горла баранов. И ничего не поделаешь: неотъемлемый аксессуар национального костюма. Потом, когда грянула гражданская резня, выплыло и море огнестрельного оружия, а аксессуар пригодился для отрезания уже не бараньих голов. Я рад, что уехал оттуда до начала этой чужой войны и увёз учеников. А перед самым отъездом продали книги Костиного отца на баран-базаре. Это такое место, где можно было купить или продать всё. Не факт, что унесёшь купленное, но купить — что душа пожелает. Так вот, продали книги, ещё какое-то барахло, и осуществилась его мечта: купили джинсы и золотой крест. С этим крестом он и не расставался. Последняя поездка в региональную столицу ознаменовалась ссорой с преподавателем местного университета. «Застегни рубашку! Пришёл в город слепых – будь слепым!», – выговаривал незнакомому мальчишке солидно прикинутый, несмотря на жару, дядя среднего возраста. Что больше не понравилось блюстителю местной нравственности – крест на груди пацана или то, что тот расстегнул рубаху, дабы все видели его сбывшуюся мечту, установить не удалось. Я заметил тревожные искры в глазах у парня. Сейчас врежет профессору… «Муалим, (вежливое обращение к учителю) это мой ученик, всё в порядке, ничего не произошло». Учёный переключается на меня, а Костя продолжает идти в распахнутой рубахе. «Какой вы учитель, сразу видно по вашему небритому лицу!» Но уже не страшно. Ни за Костю, ни за муалима. Разошлись.

В те помянутые времена настоящей войны, к счастью, не было, но дружба народов аж зашкаливала. И потому в каждой приезжей семье оружие (у кого что было) стояло заряженным. У кого за шкафом, у кого за трюмо. Любил Костя пострелять  из моего карабина. Доставалось воронам и соседским кошкам. Я убеждал, что живое жить хочет, он не оправдывался. Но поскольку в эпоху тотального дефицита патроны не менее дефицитны, чем гречка, я припрятал пару пачек: кашу можно заменить хлебом, а чем заменишь боеприпасы? И как-то ночью будит меня Костя, весь в азарте: «Вовка, тут менты в соседнем доме, сейчас к нам пойдут! Где патроны!?» Пришлось учить первейшему правилу жизни: «Торопись медленно». Пока учил, рейд нашу хату миновал. Ловили наркодилеров, как сейчас принять их называть.

Не знал ни он, ни я, что и настреляться ему придётся вдоволь, и не одну форму на себя примерить…

А пока мы сваливаем в Европу!  Оказавшись там — дома, в Беларуси, быстро понял, что в чужом краю мы были устроены лучше. Нас там не любили, но почитали, принимая за представителей метрополии (колонии всё-таки, хоть и назывались союзными республиками). Дома же окунулись в новый виток борьбы за выживание. Это в Азию да пару европейских республик меня некогда пригласили, узнав, что есть причины уехать из дома. Был даже выбор. А обратно меня никто не звал. Даже выговаривали в верхах руководящих: «Как ты мог, вот так, безо всякой базы, с семьёй, жена на сносях, всё бросить и переехать?!!!» Не понять им было, что я домой возвратился. Не к ним, просто домой…

И вот мыкаемся по провинциям, работая в любой спорткормушке, лишь бы на еду хватало. Сын тоже начал учиться моему ремеслу. Вместе с Костей ежедневно на тренировках.

Забавный эпизод из провинциальной спортивной жизни: Коллега, не намного старше моих учеников, только что окончивший институт физкультуры, в моё отсутствие попытался «построить» моих парней. Я появился не совсем вовремя и не смог предотвратить педагогический эксперимент. Успел только к моменту, когда Костя в шлёпанцах (они тогда назывались «вьетнамки» или «сланцы»)  и коллега становятся в боевые стойки (Костя в некую непонятную, коллега в боксёрскую).  В следующий момент «сланец» остаётся у того в зубах.  Тогда это безобразие называлось «карате».  Коллега настучал местному руководству.

Потом начальство сообразило, что всё равно я вернулся, а потенциал не используется. И вот я работаю в Спортклубе Армии, а мои ученики получили возможность тренироваться в  нормальных, по тем временам, условиях. Но вскоре – первый инцидент. Я был в отъезде, а Костя остался с моими учениками за старшего. Идёт Первенство Вооружённых сил Союза. Начальство само подсчитало,  кто должен проиграть, и приказало одному из моих парней отдать бой нужному бойцу. Костя: « Нет!» Подполковник, отвечавший за фехтование в Белорусском военном округе, Костю просто обманул, сказав, что я в курсе договоренностей. Потом с досадой выговаривал мне: «Ну никакой субординации, я ему приказываю, а он говорит, что тренер не велел».

Как-то во время очередного медицинского осмотра врачи диагностировали у моего ученика сердечно-сосудистую дистонию. И вот по настоятельной рекомендации эскулапов я отправляю Костю на обследование, а надо было дать отдохнуть. Дистония — возрастное, проходит. Ну а в госпитале вводят радиоизотопы, тесты, анализы… Меня и сейчас мучает совесть: на хрена я его туда отправлял? Не выдержал, прихожу забирать. Радостный пацан показывает мне жуткий анатомический нож: «Смотри, какой свинорез!»

Он там собрал компанию таких же бедолаг, и по ночам они лазили в морг… метать ножи. Персонал не мог понять, что за трещины-знаки множатся на дверях трупного склада.

Эпизодов — и грустных, и весёлых — было много

Были мы молоды, верили в перспективу и надёжность тех, с кем по пути. Но случалось разное. Из-за  интриг мои парни  не попадают в команду Белорусского военного округа. Но связался с коллегами из Прикарпатского военного округа, и Костю включили в их директиву. К тому времени он был уже в штате спецназа ГРУ СССР. О том, как складывалось дальше, я узнал, когда Костя демобилизовался. А пока он мне присылает фотографии: хотел показать, как всё браво, а я видел – то рукав мундира висит (рука ранена), то обе переломаны. Потом вернулся и ночью, где на попутках, где пешком добирается ко мне за город. На мундире – медаль «За отвагу», нашивки за ранения… «Что было?!» — «Я подписку о неразглашении дал, не пиши обо мне, пожалуйста».

На мне вина: не помог, не спас. Мне его руки нужны для фехтования, а не для переломов. Да и чтоб … они все с их армией, да и страной туда же!

Было: с письмом из округа Костя обращался к высшему начальству, прямо на плацу, во время смотра. Маршал  знаменит был тем, что подаренную «Волгу» приказал выкрасить в камуфляж и так катался по стране.

— Командир, ко мне! Это хороший солдат?

— Так точно, товарищ Маршал Советского Союза!

— Ну, вот видишь, сынок, спортсменов у нас много, а армии нужны хорошие солдаты, служи, сынок.

 Рожу бы ему под камуфляж!  Так пацану и жизнь искалечили.

Характер у Кости после службы не изменился. Мир делился на своих и чужих. Там, в армии, их убеждали: «Вы герои, вас возьмут запросто в любой ВУЗ». Костя подал документы на юридический факультет Белгосуниверситета.

Удивлённый профессор: «Молодой человек, вы же ничего не можете ответить по существу».

Абитуриент: «Могу»

— Что вы можете?

— Могу грохнуть всех вас тут.

Сувенир, учебную гранату Ф‑1, таскал во внутреннем кармане. На память, что-то вроде талисмана.

Триумфальное поступление не состоялось. Что делать? «Костя, иди в ментуру, послужной список предъяви, и возьмут сразу. Это всё, что ты на настоящий момент умеешь». А у нас и выхода не было. Он женился, семью содержать надо, ни специальности, ни образования. Впрочем, насчёт специальности я погорячился. Специальность у него была редкая и востребованная. Но парню хотелось мирной жизни. В милицию взяли сразу, пару лычек, жалование… Парень воспрял, но не с его натурой было там  служить.  И первая передряга: в Колодищах перестрелка. Патрульная машина во главе с женщиной-капитаном останавливается неподалёку: «Костя, иди посмотри, что там!» Капитан осталась в машине, водитель и напарник тоже. Разборка велась между местными авторитетами и цыганами. Первый его выстрел — предупредительный, второй.… вторым его ранили в левую руку. Пуля прошла навылет. Чуть правее и сердце. Парень падает, теряя сознание. Рукав мундира пропитан кровью, хоть отжимай. Дальше – как в дурной комедии. Дама- командир отказывается от своего приказа. Остальные свидетельствуют в её пользу. Госпиталь. Эксперт замеряет диаметр пулевого отверстия: мало, не страховой случай. То, что отверстие сквозное, и от входа до выхода аж два страховых случая, во внимание не принимается. Удивительно, но к следователю пришли цыгане: «Мы собрали деньги тому мальчику, как передать, как он?» Костя! И это были «враги». А «свои»? Свои в отказ: «Не отдавали ему приказ выходить из машины». Он тогда в шоке был. Мир рушился, подлость торжествовала. Мы нашли компромисс: с подлецами надо общаться на их языке. За желание замять скандал им придётся заплатить. Так мой Костя стал курсантом Академии МВД, отправился получать то самое юридическое образование, в котором ему отказали в БГУ.

Было ему не до спорта. Но мы постоянно общались, и вот получивший офицерское звание Костя рулит какой-то хитрой то ли зоной, то ли комендатурой. Отмечаться приходят в чём-то проштрафившиеся старшие офицеры. Я офигел от отношений «зеков» с «вертухаем»: «Здравствуйте, Константин Витальевич». «Здравствуйте Пётр Николаевич». Подумалось: долго он тут не продержится.

А пока в клубе концерт: пою свои стихи. В зале с зажигалками молодёжь, без зажигалок — самая благодарная, взрослая публика, среди них  те самые «зеки». За аренду зала отдали почти всё заработанное, остальное пропиваем у Кости в кабинете. Гена Калубович, патриот конкретный, заявляет: «Вот вы, милиция, не с народом!» Костя: «Ну так вы сейчас в самой что ни на есть милиции, заглядывайте чаще, проводите работу, готовьте кадры». А ведь правильно говорил. Но кто ж работу эту проводить-то будет. Это ж работа!

Как-то неуютно чувствовал он себя на должности. А коллеги писали доносы: «С осуждёнными общается не по уставу». Подал Костя рапорт и перевёлся в уголовный розыск. Познакомил меня с сослуживцами. Простые и отважные. И не штамп это. А в сущности – дети. Они друг другу жизни спасали, смерть рядом… А в кузове грузовика – тушёнка, галеты и леденцы с карамелью. А в отношениях такая преданность, что и тренер позавидует.

Он достаточно долго прослужил в угро. Пить начал, по пьяне снимки трупов показывал (служебный портфель на работе не оставлял, так и шагал до дома а потом на работу с документами). Как-то покрасил свой «Фордик» и… поехал в дежурную часть отметить с приятелями. Майор в застеклённой конторке вопрошает: «У тебя что, проблем нет?» — «У меня нет, а у тебя сейчас будут». И бросает в окошечко конторки свою «сувенирную» Ф‑1. Майор на пол, до 11 считает. Где-то на 20 встаёт и кричит: «Взять его!» Ну, кто ж брать-то будет, приятели же, с миром пришёл, ремонт автомобильчика отметить. Неугомонный дежурный вызывает ОМОН. Всё-таки взяли, навалились сзади. Зарперли в клетку. Наутро пришла жена…  Хорошие люди, выпустили, с условием, что напишет рапорт об увольнении.

Милицейская эпопея закончилась. Юридическое образование пригодилось, кормило. Появилась возможность заняться любимым делом — с ветеранской сборной РБ по фехтованию посетил много стран. Приезжал и ко мне, участвовал в Кубках США. Любил говорить комплименты Жаклин, нашей чемпионке Мира: «Браво леди, неплохо, очень не плохо». Его добрыми словами вспоминают в нашем клубе.

Мы периодически обменивались подарками, или приветами, как принято было это называть. Настоящие мужские подарки: он мне «Паркер», я ему швейцарские часы, он мне финский нож дамасской стали, я ему американский спецназовский стилет, он мне складной «Хербертс», я ему флягу. Так и общались на расстоянии. Когда действительность «доставала», Костя собирался в Америку. Приезжая, привозил большой пакет сала. Сало в Америке есть, но не то, чтобы невкусное — непривычное. Чёрный хлеб из Прибалтики и серый из Могилёва, лук, местная водка и сало из Беларуси… За столом собиралась вся семья. Костя опять был с нами. Но потом скучал по семье, возвращался домой.

Был чрезвычайно преданным отцом четверых детей. «Надо прожить ещё лет двадцать, чтобы младшего на ноги поставить».

Разорился он совсем недавно. По телефону жаловался на «закручивание гаек», на невозможность работать в стране. Собирался в Америку надолго, поработать с нами в клубе.

Станислав Станиславович Шушкевич искренне заметил о Косте: «Мне бы такого друга». Это для меня высшая похвала лучшему Другу из уст почитаемого мною Человека.

«Война его всё-таки догнала» — сказала Костина жена, плача в трубку.  Контузии и ранения дали о себе знать страшным диагнозом. Просил жену: «Застрели меня».

В обнаруженной у него стадии не оперируют. Друзья нашли возможность попытать удачи в США… Костя был не транспортабелен.

Умер на Троицу

В день, когда я узнал о смерти Кости, отправил электронные письма в Беларусь тем, кто его знал и кого он уважал. Звонил. Не все письма дошли, не все телефоны отвечали…

Я не силен в ботанике, но магнолия в этом году не расцвела. Может, так и надо, а может, это её траур по хорошему человеку, которому она так нравилась.