«Если одного из нас посадят, то второй берет ребенка и уезжает из страны». Ключевое из доклада правозащитников о психологическом состоянии политэмигрантов

Доклад составлен на основе 89 интервью с белорусскими релокантами. Интервью были проведены в Грузии, Украине, Литве и Польше в конце 2021 года и в 2022 году. Сегодня он был представлен во время онлайн-трансляции координатором по межобщественному сотрудничеству Федерального министерства иностранных дел Германии Робином Вагенером, председателем Немецкой ассоциации психосоциальных центров для беженцев и жертв пыток (BafF) Элизой Биттенбиндер, основателем Центра анализа и предотвращения конфликтов (CAPC) Екатериной Сокирянской, заместителем председателя БАЖ Борисом Горецким и др.

Воодушевление и солидарность 2020 года

Во время первой волны пандемии с белорусским обществом стали происходить перемены, которые нельзя назвать иначе как исторические.

— В тот момент психологи зафиксировали фазу воодушевления, — сказано в докладе. — Многим казалось, что перемены близки и возможны. Дух альтруизма, солидарности, желания помочь другим объединял людей.

Эти чувства перенеслись на послевыборные события. Многие опрошенные признавались, что во время маршей люди чувствовали единство и заряжались энергией друг от друга.

Примечательно, что для многих эти чувства солидарности, единства, энтузиазма и надежды остаются в релокации важным ресурсом, продолжающим их поддерживать.

«Это были тысячи и тысячи людей, которые хотели многое изменить и не хотели мириться с несправедливостью. Мы верили в наш лозунг «Верым! Можам! Пераможам!».

Угроза уголовного преследования

Однако во время массовых репрессий общая атмосфера резко изменилась. Отчаяние, злость, депрессия…

Эксперты делают акцент, что представители творческих профессий стали мишенью для диктатуры. В частности, журналисты сперва были лишены возможности работать, а потом оказались под угрозой уголовного преследования.

«У нас с мужем была договоренность: если одного из нас посадят, то второй берет ребенка и уезжает из страны. Не нужно будет носить передачи, подвергать риску себя и ребенка, которого могут отдать в детдом. Это тяжело, но мы признали: если кого-то из нас посадят, а обычные сроки, которые дают сейчас, это 7–10 лет, — то после освобождения уже не останется семьи. Вернувшийся из таких мест человек уже не будет супругом, а станет чужим человеком. И ребенок забудет такого родителя. Восстановить эту связь заново будет очень сложно или невозможно. Это ужасная, но отрезвляющая оценка ситуации». Журналистка телеканала «Белсат» Мария, сейчас живет в Литве.

Прессинг инакомыслящих

Кроме арестов, массовых избиений протестующих и фабрикаций уголовных дел, на государственном телевидении и в провластных медиа происходила травля инакомыслящих. Авторы отчета используют именно такие термины.

В качестве примера приводится случай Алены из Могилева, которая приняла решение об отъезде после обыска и допроса, а также ролика о ней на государственном ТВ. Она смогла забрать с собой сына, но муж вынужден был остаться в Беларуси. Мальчик оказался перед жестоким выбором, с кем из родителей жить, а потом подвергался риску во время сложного нелегального перехода границы.

«Я попала в окружение, как и все, кто пришел почтить память Ромы Бондаренко. Я побежала прятаться в подъезд, забежала на 12 этаж, случайно дернула ручку двери, она оказалась открытой. Хозяин квартиры впустил меня и еще несколько человек. Я видела, как моих коллег-журналисток, работавших на другом портале, вывели во двор, поставили лицом к стене. Они вели стрим, и было понятно, что силовики их искали целенаправленно — выпиливали дверь подъезда, заходили во все квартиры. К нам они не попали, к счастью. В коридоре оказалась закрыта дверь тамбура. Мы видели, как выводили прятавшихся в квартирах людей. Тех, кто пытался бежать, бросали лицом на асфальт». Наталья, переехала в Литву.

Вынужденный отъезд из Беларуси

По разным оценкам, от 300 до 500 тысяч граждан Беларуси покинули страну после 2020 года. В некоторых случаях это было бегством с травматичными последствиями.

— Особенно трудно было тем, кто не смог выехать всей семьей и был вынужден оставить детей или супругов в Беларуси. У многих релокантов оказались разорваны семьи, — в докладе затрагивается крайне болезненный для многих момент.

«24 августа мы поехали в отпуск. Это была первая поездка с детьми на море. На следующий день мы узнали, что жену вызвали на допрос, обвинив в организации массовых беспорядков. А уже после отъезда в соцсетях появилась группа “АнтиПауки”, и там были угрозы и клевета в отношении нашей семьи и тех, кто протестовал в поселке Октябрьском. По рекомендации правозащитников мы в Беларусь не вернулись. Получили документы в литовском посольстве в Киеве и 5 сентября 2020-го прилетели в Вильнюс. Основная трудность состояла в том, что у нас был один чемодан на четверых. В чемодане были только купальники и одежда для отдыха. Поэтому пришлось полностью с нуля обустраивать быт». Блогер Андрей Паук, сейчас живет в Литве.

Легализация и поиск работы в эмиграции

Многие опрошенные правозащитниками сообщили, что после отъезда испытывали скорее позитивные чувства. Исчез страх ареста, насилия, потери детей, улучшился сон. Но пришлось решать вопросы легализации и интеграции в местные сообщества, что не для всех стало простым испытанием.

Материальные сложности стали важнейшими на первом этапе переезда почти у всех опрошенных. А также поиск жилья, финансовые трудности, замена документов, поиск работы. Многие обращали внимание на языковой барьер. Ключевым фактором стал социальный капитал: активисты, вписанные в журналистские и правозащитные сети, гораздо легче решали проблемы с жильем, трудоустройством и легализацией, замечается в отчете.

— Активисты и журналисты, работавшие на удаленке, могли продолжить работу онлайн, но далеко не все, — зафиксировано в докладе.

«…с самолета, на котором я улетела, сняли экспертку Татьяну Кузину. Сейчас она в тюрьме. Мне было страшно… Основная сложность в том, что со мной были маленькие дети. Потом еще в течение двух месяцев я не знала, где я буду жить и какую работу искать. Это очень сильно повысило мою тревожность и, вероятно, стало причиной развившегося тревожно-депрессивного расстройства (диагноз поставил психиатр)». Алена, журналистка телеканала «Белсат». Вылетала из Минска в Тбилиси.

Состояние ментального здоровья

Психологические травмы и их последствия, сказано в докладе, сильно сказываются на качестве жизни респондентов, причем не только на их здоровьи, мироощущении, отношениях в семьях, но и на способности выживать в новых условиях: искать работу, получать вид на жительство, решать другие проблемы.

Эксперт из правозащитной организации в Литве отметил, что релоканты порой пропускают сроки подачи на визу и не решают довольно простые вопросы, так как находятся на пределе сил.

«Руководство школы даже думало, что мы скрываем что-то про психологическое здоровье детей и требовали, чтобы они прошли медицинское обследование». Ольга из Гомельской области, 33 года.

Эмигранты в разговорах с правозащитниками упоминали панические атаки, страх преследования себя и близких, оставшихся в Беларуси. 

«Я до сих пор не могу слышать фейерверки. Умом понимаю, что все в порядке, но тело трясет». Алеся, ранее работала Tut.by. 

На чувство «вины выжившего» за то, что уехал и находишься в безопасности, самоустранившись от событий в стране, ссылались многие релоканты.

Также не единична ситуация, когда на фоне эмиграции и разлуки происходят серьезные семейные конфликты, установили правозащитники. Так, дети винят родителей в том, что оказались в тяжелых условиях в чужой среде. А кто-то из супругов не смог уехать за преследуемым партнером или не выдержал сложностей релокации, что привело к разводу. 

«Мои задержания очень негативно повлияли на психику моего мужа. В семье начались очень серьезные проблемы, сейчас мы в состоянии развода. Родственники хотели, чтобы я прекратила работать, потому что это было опасно. Работу я продолжила до июня 2021-го. Родственники как бы беспокоились, но это все выражалось в давлении на меня. Закончилось это все не очень хорошо для всех. У меня трое детей. Двое младших уехали со мной в Литву (четырех и шести лет), а старший остался с отцом, и это большая сложность для нас всех». Алена, журналистка телеканала «Белсат». Живет в Литве.

Война в Украине. Дискриминация белорусов

После начала войны в Украине отношение к белорусским беженцам заметно ухудшилось в связи с тем, что режим Лукашенко стал соучастником агрессии России.

По данным социологического исследования, поддержанного фондом Фридриха Эберта, 39% белорусов в Грузии, 31% в Польше и 16% в Литве отметили, что лично сталкивались с дискриминацией.

Чаще всего речь шла о словесных оскорблениях, комментариях в процессе бытового общения, однако более серьезными видами дискриминации стало предвзятое отношение на институциональном уровне: «В Литве и Грузии более 30% тех, кто заявил о дискриминации, столкнулись с отказом в жилье, более 24% и 33% в Польше и Грузии не добились обслуживания в банке».

«До начала военных действий мы смеялись над этим [за два дня до начала войны в чатах появились сообщения о «расстрельных списках» белорусов, которые Лукашенко якобы передал россиянам на случай захвата Киева]: “Ха-ха-ха, что за списки, что вы паранойю разводите”. Но когда начались бомбежки, когда российские войска захватили Ирпень и Бучу под Киевом, большинство белорусов не решились оставаться в стране». Таня Свирепа, журналистка. Переехала из Минска в Киев в 2020 году.

Как говорят релоканты, первая волна негативного отношения, в частности, в Польше со временем сошла на нет. Во многом это произошло благодаря тому, что активисты пытались объяснять разницу между народом и режимом, причины эмиграции и так далее.

Потребность в помощи психолога

В разговорах с авторами отчета все (!) опрошенные респонденты согласились, что работа с психологической травмой и восстановление психологического здоровья — необходимое условие успешной адаптации и интеграции.

В докладе упоминаются два случая суицидов среди белорусских релокантов. В РБ было зафиксировано больше таких трагических случаев среди активистов.

«Я получила тревожно-депрессивное расстройство, что полностью связываю с репрессиями в свой адрес и, как следствие, отношениями в семье… Муж вообще тяжелее всего перенес. Из нормального человека он стал неуравновешенным. Уверена, что у него есть какое-то расстройство, но за помощью он не обращается. Думаю, что старший сын больше страдает, так как он живет отдельно от меня — с отцом, который находится не в лучшем моральном состоянии». Алена, журналистка из Минска.

Почему эмигранты не всегда обращаются за психологической помощью? Это большая и комплексная проблема. Но одна из внешних причин, на которую ссылаются релоканты, — отсутствие денег и времени, а также нехватка внутренних ресурсов. 

«Ты ходишь постоянно с рукой на кнопке телефона, если что SOS-сообщение отправить. Ты знаешь, что тебе надо все быстро удалить и уничтожить, на всякий случай, чтобы и себе не навредить… и другим не навредить. Неизвестно, где тебя найдут. Ты всё время закрываешь офис на замки… Боишься банального звонка в домофон. Это неприятно, ты находишься в постоянном стрессе. Ты едешь в машине, а кто-то звонит и говорит, что у него обыск… Ну это напрягало… И я обратился к психологу, потом я уехал и отпала необходимость». Борис, 34 года. Журналист из Минска.

Еще одна причина — стигматизация в обществе. Не все готовы обращаться к специалисту, считая, что «это пустяки» и «сам справлюсь».

«К психологу чаще обращаются активисты и люди более высокого социального статуса, те, в чьей среде и в мирное время было принято решать вопросы через терапию». Мария, журналистка.

Эта проблема имеет ярко-выраженный гендерный аспект. К психологам чаще обращаются женщины, чем мужчины. В то время как у мужчин один из распространенных способов снятия стресса — чрезмерное употребление алкоголя.

«Мужчины в силу патриархальной социализации не умеют работать со своими эмоциями. Их вовлечение в терапию очень важно». Алеся, журналистка, релоцированная в Вильнюс.

Проблемы в оказании помощи

Несмотря на большой запрос на психологическую помощь, в этой сфере существует ряд проблем, сказано в докладе. В частности, выделяемых фондами средств недостаточно, отсутствует механизм верификации уровня профессиональной подготовки психологов-волонтеров, нет единой безопасной и профессионально верифицированной «точки входа» и др.

«Мои знакомые из сферы НГО, культурные активисты, журналисты — все в терапии. Запрос большой. Но не все довольны качеством. Знакомый мужчина жаловался, что ему бесплатные сессии с психологом… не помогли совсем, и он почувствовал ни эффекта, ни того, что его услышали. Мне психолог по этой же… программе очень помогла. У нее есть опыт работы с беженцами с Донбасса, она специалистка по ПТСР». Алеся, ранее работала в Тut.by.

Помимо этого, обычно психологическая помощь носит кратковременный характер. Как правило, неправительственные организации предлагают от одной до пяти бесплатных сессий, реже — до десяти. 

По данным авторов доклада, почти все опрошенные правозащитниками смогли наладить быт, работают, изучают язык тех стран, в которых находятся. Очень многие участвуют в волонтерских и профессиональных гражданских инициативах, помогают другим белорусам и украинцам. А отдельные журналисты добились профессионального роста и более активного развития своих проектов, оказавшись в безопасности и в свободных странах. В перспективе за редчайшим исключением все хотят вернуться в Беларусь и строить там развитое европейское государство.

Читайте ещё:

«Медиа усиливают эффект поляризации общества». Как проходила защита дипломов в ЕГУ

«Государство защищает не человека, а себя». Об исторической памяти и законодательной рамке

Белорусское телевидение, которое хотелось смотреть. Легендарные шоу, которые создавали на БТ в девяностые годы