Джаггер – Кастро – комикс. Кто запретил Rolling Stones?

К самому факту претензий нет. Приехали. Сыграли. Пришли. Услышали. Смущает неадекват объяснений и истолкований, откровенно искажающий масштаб случившегося. Медиа трактуют реальность как опытный редактор: исправляя опечатки, монтируя смыслы и безжалостно вырезая лишнее.

Проблема в том, что «лишним» зачастую оказывается сложное. Неочевидное. То, что мешает по-быстрому склепать очередные ньюсы. И тогда инфо-работа превращается в поспешную разметку темы. В конвейер банальностей. И чем ярче фактура, тем проще превратить ее в инфо-товар.

В сюжете «Джаггер-Кастро» (или «Stones-Куба») встретились не люди, а медиа-мифы. Два информационных эха двух броских персон.

Первый – губастый хулиган, седой мальчишка с бандой лохматых подельников, плохиш из 1960‑х, скандалист и буян, воспевший полуночных бродяг, уличные драки, рубиновые вторники и сестричку Морфий, вечный источник траблов и восторгов. Мик Джаггер давно перерос себя как индивида, превратившись в набор медийных штампов. Мик – значит, бунт. Мик – значит секс, драгз и рок-н-ролл. Мик – значит, вызов системе. Мальчиш-Кибальчиш против всех диктатур планеты. И ничего, что он давно миллиардер и гений концертного «чёса», а последнюю смелую песню написал лет тридцать назад.

Второй – человек-остров (пишем «Куба» – читаем «Кастро»), полевой командир без срока годности, комендант Острова Свободы, чуть не ставшего поводом для атомной войны, неистовый жилец трибун и президиумов, поп-стар мирового коммунизма. Политик, который пережил всех своих прежних противников. И успел конвертировать личную харизму в семейный бизнес, постепенно убавляя громкость своих речей и тихо сдав дела младшему братцу. Куба по Кастро: остров в осаде, очаг антиимпериализма, тюрьма диссидентов, рай смуглых поющих дедушек, зона шестичасовых митингов нон-стоп. Так нам сказали когда-то. И твердят до сих пор.

Скрестим эти две сказки – и получим третью: эпохальный муз-десант в сердце тьмы. Диверсионный рейд с грандиозными последствиями. Радикальный шаг по легализации и реабилитации «запрещенной музыки» и «запрещенных музыкантов».

Что здесь работает? Затертая до дыр легенда о рок-н-ролле как ресурсе перемен. «Гитары в бою» и прочая чушь про агит-рок-полит-попс, благополучно сдохший за кордоном еще в эпоху Маргарет Тэтчер и по чистому недоразумению прижившийся в нашем агрогородке. Плюс – для местной публики – реальные практики беларуcкой охоты на нелояльных артистов. Но даже первый шаг вглубь темы вскрывает крайне забавные вещи.

Первое и главное: за диски Stones кубинцев не сажали и не высылали. Пока это оставалось их частным делом. Власть блокировала не сам горячий бит, а его публичные презентации: концерты, радиотрансляции, легальные продажи. Идеологический монополист не желал делиться площадками с альтернативными капитанами грез. Что закономерно породило параллельную культуру: теневой рынок, муз-самиздат, любовь к чужим радиоволнам, коллективные прослушивания привозных альбомов и неофициальные концерты.

Второе: конкретно «роллингов» (как и их собратьев по глобальному бит-клубу) никто не запрещал. Фидель, правда, попытался было обуздать битломанию – но его хватило лишь на пару лет. Партизанское потребление неизбежно порождало партизанское производство: на Кубе еще с середины 1960‑х рок-фанаты не только слушали, но и подпольно играли рок в диапазоне от гаража до панка. Stones приехали на Кубу как старые знакомые – правда, успевшие лишь к концу банкета.

Так что пригасим дежурный восторг и протрем очки. «Роллингов» не реабилитировали – потому, что их никто не закрывал. Поп-мятеж в коме. Напряжения ноль. Нам показали тень революции: усталый бэнд (в его нынешнем статусе рок-пенсионеров) усталой власти (в ее наличном режиме экономического выживания, отключения боевой риторики и исчерпанности агитационного ресурса) никак не угрожал. Просто встретились два истеблишмента: музыкальный и политический. Выкурили по сигаре. И разошлись по интересам. Встретимся на пляже, Мик.

История повторяется: почти 40 лет назад (в 1967‑м), на пике юной славы Stones отыграли в варшавской Зале Конгресовой. Дважды по полчаса драйва под цепкими взглядами польской ментовки. Революция и тогда как-то не задалась. Но хотя бы молодость была настоящей. А легенда – не в пример убедительней.