Двукратный победитель World Press Photo Валерий Мельников: В новостных агентствах не нужны заметные люди, нужны рядовые бойцы

— Вы два года подряд получали призы конкурса World Press Pho­to. В 2017 году жюри присудило первый приз за серию фотографий «Черные дни Украины». В 2018 году второе место в категории Dig­i­tal Sto­ry­telling/Short Form получил ваш совместный с Андреем Любимовым и Ильей Свеженцом «Под землей» — о жителях Донбасса, укрывающихся от обстрелов в разрушенной школе.

Вы понимали, вероятно, что будете не единственным автором с такой темой. Поэтому у меня вопрос, вы подавали фотографии о Донбассе на конкурс, потому что…?

— В 2015—2016 годах эта тема была номер один в мире. Я подавал и тогда, но моя работа не победила. И слава Богу! (Смеется. — Ред.) Просто в то время это была основная тема, с которой я работал. Первый раз я победил в номинации «Долгосрочный проект». Тогда я решил, что такой формат для меня.

Я пересмотрел свои взгляды, отношения и попробовал по-другому сделать историю о войне, не используя напрямую милитаристский контекст, то есть не показывая людей с оружием, боевые действия и так далее. Я оставил фотографии последствий, мирных жителей. Это был в какой-то степени эксперимент, мне было интересно, будет ли он понятен. Оказалось, что это был правильный подход.

Если у человека есть хорошая съёмка на топовую тему, то почему нет? World Press Pho­to — все же конкурс, связанный с новостями, громкими событиями. Это конкурс новостной фотографии. Есть номинация «Долгосрочные проекты», может быть, она более документальная. Хотя и в этом проекте могут быть истории, которые отталкиваются от какой-то новости и показывают развитие событий. 

— Вы снимаете горе, вы видите много несправедливости, но ваши фотографии ничего не меняют. Эти люди там по-прежнему живут, и конфликт в Донбассе остается неразрешенным. У вас это не вызывает мыслей, что, даже рискуя своей жизнью, фотограф ни на что не влияет?

— Конечно, я много раз задавал себе вопрос, зачем я это делаю?

Но первоочередная задача журналиста — не останавливать войны, а передавать информацию. Нужно об этом не забывать.

Для меня важно осознавать свою позицию. Мне важно, что я пришёл к переосмыслению войны, своего места. Я не знаю, буду ли дальше заниматься этой темой. Раньше я снимал, как большинство фотографов — всё подряд, всё, что можно снять — всё важно. Потом начал думать, чем моя работа отличается от других, что я делаю вообще? И пришёл к пониманию, что на любой войне самая важная сторона конфликта — мирные жители. Теперь куда бы я ни поехал, я буду знать, как мне работать. Но я осознаю, что в современном мире работа журналистов мало что меняет, за редким исключением.

Была острая фаза летом 2014 года: мне казалось, что эти трагические фотографии увидят люди во всем мире и попытаются как-то остановить конфликт, повлиять на него. Но этого не произошло, да…

Эта работа важна не только для тех, кто живет в зоне конфликта, но и для людей, которые никогда не видели, что такое война. Мне кажется, некоторые люди, увидев эти фотографии, начнут больше ценить мир, свою жизнь — такие простые истины. Поймут, насколько хрупок наш мир.

— Сейчас на ВВС выходит подкаст о журналистах, которые работали в Донбассе. У меня есть вопрос и нет однозначного ответа на него: почему журналисты едут в горячие точки? Профессиональный долг? Может быть, склад характера, поиск адреналина — тоже не факт. Хочу спросить у вас, почему журналисты едут куда-то работать, рискуя своей жизнью?

— Я не буду отвечать за всех. С первых шагов в журналистике я искал что-то интересное для себя. Есть люди, которые довольствуются редакционными заданиями, им этого достаточно. Я из тех, кто постоянно что-то придумывает. У меня есть другие истории, не связанные с войной, которые я тоже искал сам, потому что мне это было интересно. Не знаю… Может, как говорят психологи, у меня развит иерархический инстинкт? Есть же много людей, которым просто не сидится на месте, им просто так хочется. Я живу такой жизнью, мне это нравится. Но я не уверен, что хотел бы ещё что-то такое пережить.

И эта книга — моё желание поставить точку в этой теме, завершить своё высказывание и дальше заниматься чем-то другим.

Я почувствовал вкус к таким долгосрочным проектам, но всё же в мирных условиях. Тема войны — тяжёлая.

— Крупные новостные агентства отказываются от штатных сотрудников, все чаще обращаются к услугам стрингеров. Не думаете, что через 5–10 лет в профессии могут остаться единицы.

— Прогнозы делать сложно, но да — всё очень меняется. И финансовая ситуация в медиа, и развитие интернета, соцсетей. Я слышал такой термин «уберизация журналистики» — медиа не выгодно держать штатных журналистов, оплачивать им командировки, дорогу, отели. Социальные сети позволяют найти человека, который будет готов сделать ту же работу на месте за гораздо меньшие деньги. Думаю, что большую часть оперативной новостной работы так и будут строить — обращаясь к разовым заказам. Нет потребности, чтобы работали личности со своим видением, пониманием, долго думали, долго делали и что-то производили.

В новостных агентствах личный взгляд  точно не нужен, там не нужны заметные люди, нужны рядовые бойцы, которые быстро и с определенным качеством работают.

Личный взгляд автора нужен, в определенных изданиях, в фотографии как искусстве. Но не в новостях.

Понятно, что, сотрудничая со стрингерами, редактор всегда рискует. Но если человек работает с регионом, он уже знает, кто сделает хорошо, а кто может подвести. И рынок такой, что если ты один раз подвёл, сделал плохо, всё — с тобой больше никто не будет работать, потому что у редактора выбор из желающих — широчайший!

— Как этично снимать трагедию человека, смерть человека?

— Если ты имеешь дело с визуальной журналистикой — фотографией, видео, — я понял, что нельзя делать шокирующие зрителя материалы. Если он увидит изуродованное человеческое тело, то просто захочет отвернуться, его захлестнут сильные эмоции. И мне важно делать фотографии, которые не шокируют, а заставляют задуматься, прочувствовать более важные эмоции — одиночество, отчаяние, но не шок и отвращение.

К теме съёмок погибших нужно относиться очень уважительно, аккуратно, может, даже вообще не снимать. Грань очень тонкая. Нужно понимать, что фотографию могут увидеть друзья, близкие этого человека, и что она вызовет у них? Не навредит ли? У меня есть несколько фотографий погибших людей, и в этой книге они есть, но я постарался сделать их максимально деликатно.

— Думаю, я не первая задаю вам вопрос о сотрудничестве с МИА «Россия сегодня», при этом вы везде подчёркиваете, что не занимаете ничьей стороны. Но репутация этого медиа известна. Вас часто за это упрекают?

— Конечно. Мне задавали вопросы, вы понимаете, что ваши фотографии используются для пропаганды? Я поясню, у нас работа строится как у каждого фотоагентства. После того, как я съезжу на съёмку и отправлю фотографии в редакцию, редакция их использует по своему усмотрению. Конечно, вопрос лежит в плоскости идеологии агентства. Но наше агентство использует не только работы штатных сотрудников, но и покупает фотографии у того же Reuters. Свои фотографии я видел в других СМИ.

Как только фотография поступает в сервис агентства, любого, ты теряешь контроль за её использованием. Я встречал свои фотографии в самых разных СМИ, в самом разном контексте. Это одна из проблем современной журналистики.

— Вы были по другую сторону линии фронта в Донбассе?

— Нет, не был. Я был в деревне, в которой как бы проходила линия фронта, но непонятно, где заканчивается контроль одной стороны и начинается другой — «серая зона», где уже никого нет. Например, поселок Коминтернов. 

Мне появляться по другую сторону небезопасно. Журналистов государственных СМИ России там не воспринимают как журналистов. Да и технически, просто не пускают в страну. У меня был случай весной 2014 года: я прилетел в Борисполь на инаугурацию Порошенко, имея подтвержденную аккредитацию от Администрации президента Украины — мою фамилию внесли в список журналистов. Но СБУ Украины на паспортном контроле меня завернула и отправила в Москву, особо не объясняя почему. Я тогда еще ни разу не ездил по работе на Донбасс.

— Человек на войне — он какой?

— (Пауза. — Ред.) Человек на войне? (Опять долгая пауза. — Ред.) Понятно, что люди разные. Но, те, кого я запомнил, это больше, чем люди. В них больше гуманизма, сострадания, доброты, взаимопомощи. Они вообще жизнь по-другому оценивают.

Те люди, с кем я общался долго, жил у них, это посёлок Шоссе, они живут в подвале разрушенной школы. Они настолько сплочённые перед лицом беды, потерявшие почти всё… Но, видимо, человек должен почти всё потерять, чтобы начать ценить самое дорогое. Я думаю о таком человеке на войне. 

— Я же должна спросить, зачем вам книга? У неё ограниченный тираж, а интернет — это миллионы просмотров…

— Это мой личный взгляд, моя история. Любой штатный фотограф новостного агентства лишён личного высказывания. У пишущего больше возможностей вставить свои мысли.
Поэтому это моё личное отношение. Это книга не только о войне в Донбассе, она вообще обо всех войнах.

С другой стороны, какая-то часть людей из обычной жизни задумается, начнёт больше ценить мир. Мне уже писали отзывы, комментарии, сообщения, что возьмут эту книгу, чтобы показывать своим детям, например.

Я человек эпохи «до интернета», и мне нужно иметь вещь. У меня часто первая мысль спросить у человека, а не искать в Google. Хорошо эти истории иметь на полке. Представьте, случится глобальное отключение и всё исчезнет с серверов.

Краудфандинг книги «Чёрные дни / Dark Days» о последствиях вооружённого конфликта для мирных жителей Юго-Востока Украины

— Вы были в Беларуси?

— Был! (Смеется. — Ред.). В 1991 году в ноябре я призвался в армию и был направлен в учебный центр в посёлке Мышенка Гомельской области. Как раз был распад Советского союза. Шесть месяцев там провел, принял присягу, получил звание сержанта и уехал уже в Россию в другую часть.

— Какие воспоминания остались?

— Да я же ничего не видел! Мы находились на территории военной части, иногда выходили на полигон. Запомнил, что был конец ноября, было очень холодно, много снега, все время хотелось есть. Но это не связано с Беларусью…

Кстати, с Беларусью у меня три ассоциации: Лукашенко, Алексиевич, березовый сок.

— Если бы вы приехали в Беларусь снимать для себя, о чем это было бы?

— Я мало знаю о стране, поэтому я бы начал читать литературу, историю, каких-то ключевых деятелей в области культуры, истории, что волновало этих людей. Наверное, это могло быть что-то связанное с постсоветским пространством, историей СССР, война, ветераны — я говорю вообще о людях, которые пережили ту войну. Мне кажется, что тема ветеранов хорошая, хотя о ней много говорилось и кажется, что сложно сделать что-то новое, важное. Но эти люди скоро уйдут и все вообще забудут об этом.