Зачем отдавать клики и просмотры другим редакциям? Ведущие медиа — о хайпе в журналистике ФОТО, ВИДЕО

Хайп VS качественная журналистика: противостояние или сочетание?

Марина Золотова, главный редактор TUT.BY :

— Для меня хайп — это вопрос субъективного отношения к теме и личный выбор читателя и редакции. Хайп существует помимо воли журналистского коллектива. Он может сопровождать  публикацию и при этом не быть задачей редакции.

Мы изначально решили, что необходимо привлечь как можно большую аудиторию. Каждый житель Беларуси, независимо от социального статуса, заработка и увлечений, должен найти что-то интересное для себя на TUT.BY. Кто-то читает рубрику «Деньги и власть», кто-то социальные истории, которые вызывают эмоции.

Віталь Цыганкоў, аглядальнік «Радыё Свабода»:

— Супярэчнасці няма, бо ў сённяшніх умовах якасная журналістыка і тое, што мы называем словам “хайп”, можа спалучацца. Напрыклад, апублікаваны “Радыё Свабода” гукавы запіс пра тое, як падлеткаў заганяюць у БРСМ. Гэта той выпадак, калі хайп адпавядае якаснай журналістыцы.

Раней дастаткова было здабыць інфармацыю, сказаць праўду, каб людзі кідаліся купляць газету. Цяпер трэба ганяцца за чытачом. Журналісты спрабуюць усучыць інфармацыю спажыўцу праз сацыяльныя сеткі. У многіх рэдакцыях SMM-шчыкаў, людзей, якія дапамагаюць распаўсюдзіць матэрыялы, ужо не менш, чым саміх журналістаў.  Гэта рэальнасць нашага часу.

Калі я працаваў у “Звяздзе”, то адным з першых даведаўся, што Беларусь уводзіць уласны рубель. Удзень зрабіў матэрыял, раніцай ён выйшаў у газеце, і толькі пасля пра гэта напісалі інфармацыйныя агенцтвы. Сёння ўявіць такую сітуацыю немагчыма. Навіну абавязкова паставілі б у сацсеткі, а праз 5 хвілін ведала б уся краіна.

Дмитрий Соколовский, редактор CityDog.by:

— Я не вижу проблемы: качественно сделанная работа всегда вызывает резонас. И не знаю ни одного медиа, которое работало бы не ради трафика.

CityDog.by — журнал о Минске, но порой мы выходим за рамки минских тем, как было с материалом о пропавшем мальчике. Правда, появляется вопрос: почему мы пишем про одного пропавшего мальчика и не пишем о другом? И обо всех ли надо писать? Нет четкого ответа, как правильно. Есть национальные темы, которые нельзя обойти, несмотря на то, что наша таргет-группа — Минск. Например, резонансная ситуация с убийством девочки в Лунинце.

Настасся Роўда, намесніца рэдактара «Нашай Нівы»:

— Для нас хайп — гэта штосьці даволі штучнае. Мы нічога не робім спецыяльна: не прыдумляем тое, што выносім у загаловак, не ствараем сітуацыі. Мы бярэм матэрыял і выцягваем з яго самае вострае, цікавае, нейкі раздражняльнік, эмоцыі. Наша задача — справакаваць чытача на размову.

Мы працуем на масавую аўдыторыю і выдатна бачым па сістэмах аналітыкі, што сёння ў трэндзе, што патрэбна людзям. Калі нейкія тэмы чытаюць 2,5 чалавекі, дык навошта марнаваць на гэта свае сілы і час? Навошта рабіць тое, што нікому не патрэбна?

Марина Золотова:

— Но читатели же, как правило, хотят «ККК» — кровь, кишки, какашки…

Настасся Роўда:

— Можа быць. Калі мы рыхтаваліся да гутаркі з Іванам Шылам, то папярэджвалі, што будзем пытацца пра ўсё. І ён быў гатовы да гэтага. У загаловак вынеслі фразу пра групавы сэкс. Наша задача была паказаць гісторыю чалавека. Для мяне якасная журналістыка — калі раскрываем героя, а не думаем, як нам абыйсці ўсе вострыя моманты, каб усім спадабалася.

Віталь Цыганкоў:

— Папулярнаць звычайнага чалавека з’явіліся разам з рэаліці-шоў. Раней папулярнымі былі пісьменнікі, спевакі, палітыкі — людзі, якія нечым вылучыліся сярод іншых, нешта зрабілі, маюць нейкі статус. Журналісты асвятлялі іх жыццё, хтосьці больш “па-жоўтаму”, хтосьці менш. Пасля рэаліці-шоў з’явіўся новы жанр (і ён мне, як журналісту, не падабаецца), калі чалавек не мае статуса, нічым не вылучыўся, але ён — суперзорка. У Расіі першым такім было шоў “За стеклом”, дзе пяцёра нічым не адметных людзей пасадзілі за шкло і сачылі за імі. Гэта была самая папулярная перадача ў гісторыі расійскага тэлебачання.  

Настасся Роўда:

— Другі прыклад з нашай практыкі — матэрыял пра начосы з’езда “Белай Русі”. Мы сфатаграфавамі прычоскі тых, хто быў у залі. Проста ўбачылі вобраз і паказалі. Рэпартаж меў шмат праглядаў. Атрымліваецца, супольнасць сама стварае хайп там, дзе хоча. Мы просто робім сваю працу, і, калі робім яе якасна, хайп ставараецца сам. Мы не бачым у гэтым негатыву. Калі людзі нешта абмяркоўваюць, значыць, тэма гарачая, цікавая.

Кейс за начосамі паказаў стаўленне людзей да “Белай Русі”, да ўладаў, да таго, што адбываецца ў апошнія 10 гадоў. Многія нас абвінавачвалі, што мы робім неэтычныя рэчы, хайпім, што ізноў апусціліся ніжэй дна і г. д. Але ад гэтага мы не перастанем рабіць тое, што робім.

Віталь Цыганкоў:

— Наконт “начосаў” я згодны: тут ніякага дна няма, гэта нармальная журналістыка.

Некалькі месяцаў таму паведамленне з крімінальнай хронікі аб тым, што чалавек зарэзаў дзвюх дзяўчын у ванным пакоі, набрала каля 50 тысяч праглядаў. Па наведвальнасці гэтая навіна перакрыла працу некалькіх вялікіх аддзелаў: усе матэрыялы пра сацыяльныя праблемы, палітыку, эканоміку, якія робяць Валер Карбалевіч, Юры Дракахруст, фільм пра Коржыча, над якім працавалі месяц, цудоўны рэпартаж з балот…

Марина Золотова:

— Мы бы не поставили материал про начесы по соображениям этичности. Мы обсуждали эту тему, и нам она показалась ниже дна. Потому что в нашей стране довольно много женщин с такими прическами.

Недавно вышла видеоистория о женщине в Барановичах, у которой 18 приемных детей. У нее невероятная внешность, слишком яркая и специфическая. Но мы к этому вопросу подошли деликатно, потому что знали, что именно на это будут обращать внимание люди. Мы рассказывали, как героиня умудряется воспитывать 18 детей. Естественно, поинтересовались и ее отношением к внешности, реакцией на поведение окружающих.

При этом сделали премодерацию под видео и отслеживали комментарии, чтобы героиня не почувствовала себя обиженной. Этот сюжет набрал много просмотров — порядка 300 000.

Внешность, фамилия — это те вещи, над которыми мы никогда не будем стебаться.

Артем Шрайбман:

— Иногда хайп может быть предвестником качественного новостного повода и глобальной темы. В 2017 году никто не мог предсказать, что будут протесты тунеядцев. Первая акция Статкевича «Марш рассерженных белорусов» собрала 2 500 человек. Это в 2–3 раза больше, чем обычно. Я вел онлайн-трансляцию для TUT.BY, которая набрала больше миллиона просмотров. Стало понятно, что эта тема на месяцы, это глобальное политическое событие в стране. Потом мы каждую акцию освещали настолько пристально, насколько могли, что-нибудь по этой теме выходило ежедневно. То есть не нужно противопоставлять хайп журналистике, иногда это предпосылка важного события.

Как редакции выбирают темы и работают с веб-аналитикой

Марина Золотова:

— Рабочий день на TUT.BY начинается с просмотра ТОП-30 самых популярных материалов за последние сутки. Как правило, можно предугадать, что там будет. Чаще всего это криминал, звезды. Однако есть темы, которые постоянно интересны читателям, например “дело Коржича”. Мы освещали едва ли не все заседания суда, и интерес к проблеме не угасал. Когда изучаешь ТОП-30, отбрасываешь треш и анализируешь значимость оставшихся тем, думаешь, как дальше с ними работать.

В октябре самыми популярными были материалы про убийство девочки в Лунинце, операцию у Светланы Лободы.

Мы используем разные заголовки для ротации. Остается наиболее популярный у читателей. И здесь важно не перейти грань, чтобы читатель не фокусировался исключительно на заголовке.

На днях вышел репортаж о деревне на границе с Россией. Герой на провокационный вопрос журналиста о том, как он относится к Путину, говорит: “Без Путина не было бы Беларуси”. Ребята хотели вынести в заголовок эту фразу. Но она совершенно бессмысленная. Ведь репортаж о другом — о том, как живут 30 человек в приграничной деревне. Причем здесь Путин?

Интерес аудитории — это только один из показателей. Он не должен быть возведен в абсолют. Если думать только о том, на что кликнет аудитория, будет “ККК” — кровь, кишки, какашки. А этого не хотелось бы видеть на своем ресурсе.

Дмитрий Соколовский:

— У нас много просмотров набрал материал в разделе «Уличная мода» про мужчину в необычном наряде. Это к вопросу о популярности обычных людей. Этот человек не сделал ничего примечательного, а историю о нем прочли почти 50 тысяч пользователей. Герой материала оказался интересной личностью.

Обычно популярны у читателей развлекательные обзоры: что посмотреть, куда пойти.

Настасся Роўда:

— Усе ў “Нашай ніве” выдатна ведаюць, што “страляе”, а што не, і ўсе зацікаўленыя, каб рэсурс чыталі, наведвальнікаў было больш. Ганарары журналістаў правязаныя у тым ліку да чытанасці іх матэрыялаў.  

Калі мы ведаем, што нешта будзе клікацца, і хтосьці пра гэта ўжо напісаў, то мы ставім. Чаму не? Навошта аддаваць клікі і прагляды іншым? Ёсць тэмы, якія мы абмяркоўваем, і калегіяльна прымаем рашэнне, ці можа гэта быць на нашым сайце.

Цяпер усе навіны з прозвішчам Ізраілевіч — у топе самых чытаных за дзень на “Нашай Ніве”. Але ў кастрычніку ў 2,5 разы больш праглядаў за ўсе астатнія тэмы назбірала паведамленне “У Гомелі п’яная дзяўчына спрабавала заняцца сэксам з хлопцам проста ў краме. ВІДЭА 18+».   

О специфике работы в соцсетях

Дмитрий Соколовский:

— Соцсети — больное место в CityDog.by. Ими занимается выпускающий редактор, а он меняется. Поэтому у нас нет единой стилистики ведения социальных сетей.

Марина Золотова:

— Ребята на TUT.BY тоже порой по-разному представляют аудиторию в соцсетях. Например, пользователи Insta­gram сильно отличаются от тех, что в Face­book. То, что в первой соцсети заходит на ура, во второй воспринимают как оскорбление.

Віталь Цыганкоў:

— На “Радыё Свабода” з кожнай сацсеткай працуе асобны чалавек.  Мы ведаем пол, узрост, зацікаўленасці нашага чытача. Сацсетачнікам гэта патрэбна, каб разумець, які матэрыял у якую сетку ставіць. У Face­book мы змагаемся за колькасць падпісантаў. Там “бурбалка” з больш чым 100 тысячамі палітычна актыўных людзей. У “Аднакласніках” па-іншаму: там публікуем пра сацыяльныя праблемы, “справу  Коржыча”, дармаедаў, нешта больш эмацыйнае, менш аналітычнае.

І калі спасылкі ў Face­book даюць некалькі соцень клікаў, а аўдыторыя там 100 тысяч, то мы задумваемся: дзе “пасуцца” астатнія? То бок часам эфектыўнасць сацсетак пад пытаннем.

Настасся Роўда

— Сацсеткі і для нас — хворая тэма. Наша мэтавая аўдыторыя — у Face­book. Усё, што “страляе” на сайце, “страляе” і ў гэтай сацсетцы. Цяпер у “Нашай ніве” ёсць SMM-шчык, які займаецца ўсімі сацыяльнымі сеткамі. Вельмі добра ідуць мэсэнджары.

О ругани в комментариях и о том, как это становится инфоповодом для других медиа

Дмитрий Соколовский:

— В 90 % случаев комментарии под статьями на сайте — это бессмысленный диалог и претензии друг к другу. Сначала начинают обсуждать героев, потом переходят на личности. Но комментарии помогают нам увидеть, «зашла» ли тема.

Віталь Цыганкоў:

— На «Радыё Свабода» гэта пытанне вырашылі хутка, калі ўвялі рэгістрацыю. Цяпер пад артыкулам на сайце 2–3 каментары, максімальна карэктныя. Уся лаянка перайшла ў сацсеткі. Подпісы пад спасылкамі ў Face­book дапамагаюць “прасоўваць” тэксты.

І ў нас ёсць уласныя «боты», якія ў першыя хвіліны з’яўлення спасылкі нешта пішуць, кшталту “во як! чытайце!”. Нам здаецца, усе выдатна разумеюць, што гэта паведамленні ад нашых супрацоўнікаў, але толькі так у Face­book можна ўзняць пост у стужцы падпісантаў.

Марина Золотова:

— С 1 декабря это могут прикрыть, когда введут верификацию человека по абонентскому устройству. Вопрос, останутся ли форумы, будут ли вообще что-то обсуждать или начнут бояться, понимая, что в любой момент до автора высказывания смогут добраться? Хотя и сейчас это предусмотрено Гражданским и Уголовным кодексами.

Об утраченной исследовательской журналистике

Сергей Ваганов, председатель Комиссии по этике ОО «БАЖ»:

— Мне кажется, тема заявлена глубже, чем вы затронули. Несколько лет подряд я состою в жюри конкурса «Вольнае слова», и с каждым годом нам труднее выбирать лучшие материалы. Полная путаница в жанрах, засилье информационных, которые выдаются за аналитические. Я пришел к выводу, что в Беларуси исчезла исследовательская журналистика и жанры, с ней связанные. Есть расследовательская. Есть блестящие примеры информационной журналистки. С каким-то усилием можно признать наличие аналитической, хотя и встречаются примеры очень глубокой аналитики.

Когда я работал в 1970‑е годы, было много пропаганды. Но была и качественная журналистика. Она отвечала ожиданиям в обществе и влияла на что-то. В переменах, которые произошли в социальной и политической сферах, немалую роль сыграла исследовательская журналистика, очерки. Когда журналист не хватался за какую-то горячую новость и «выплевывал» ее, а серьезно занимался исследованием того явления, которое стоит за этой новостью.

О том, что в БРСМ заставляют вступать, давно известно. Новость в том, что школьная молодежь, которая целиком зависит от учителей, от государства, выступила против. Это повод для исследовательской журналистики. А ее нет.

Настасся Роўда:

— Але ж ёсць пазітыўны прыклад таго, што штосьці мяняецца, — праект “Імёны”. У іх што ні матэрыял, то гісторыя, у якой раскрываюць асобу і сацыяльную праблему.  

Марина Золотова:

— Я не согласна с тем, что прошло время, когда журналисты что-то меняли. Каждый день после публикации происходят какие-то изменения. На TUT.BY выходит интерактивный проект «Доска позора» про строительные ляпы. Сегодня опубликовали — и на следующий день крышку люка поставили на место, поменяли разметку на дороге.

Недавно рассматривались поправки в Налоговый кодекс о том, что предприятие, имеющее белорусские корни, должно платить налоги со всех доходов, даже за границей. Мы написали, назавтра это отменили. Я уже не говорю о «деле Коржича». Это вообще самый яркий пример, когда проблема вскрылась благодаря журналистам. История с БРСМ тоже будет иметь последствия.

Журналистика что-то меняет, и это происходит каждый день.