В какой стране находится Бобруйск?

Только что вернулся из Бобруйска, куда ездил встречаться с читателями по приглашению редактора «Бобруйского курьера» Анатолия Санотенко (поездка была организована при помощи Белорусской ассоциации журналистов, за что я очень благодарен БАЖу).

В Бобруйске я полтора часа рассуждал о перепроизводстве текстов, кризисе литературы, Марселе Дюшане, Энди Уорхолле, Михаиле Елизарове, и влиянии социальной мобильности на политическое участие. Публика слушала внимательно и задавала вопросы о том, почему так много подростков курит в школах и как победить СПИД. На большинство из этих вопросов ответов у меня не было совсем, но я продолжал героически отвечать, помянув даже не к месту категорический императив Канта. После окончания встречи ко мне подошла прекрасная бобруйчанка и сказала, что ей было интересно меня слушать. Я как-то сразу пожалел о том, что мне нужно было уезжать.

Несмотря на то, что чувствовал я перед аудиторией бобруйчан слегка сумбурно (мы находились как будто в разных измерениях и видели и слышали друг друга через помехи собственного опыта, через стекло наших заблуждений, которые в Минске и Бобруйске — разные), поездка позволила очень многое понять о жизни небольших белорусских городов.

Во-первых, в небольших городах есть люди, которые пишут прекрасные стихи, смотрят актуальное кино, готовы поддерживать разговор о реди-мейд объектах и сетевой литературе. Но интеллектуальный разрыв между этой прослойкой и всеми остальными — настолько велик, что именно интеллигенты считаются ущербными, а не те, кто к знаниям не тянется! Это очень странно и так быть точно не должно!

Условно говоря, жители маленьких городов Беларуси делятся на два типа. На тех, кто знает, кто такой Дюшан и тех, кто не знает, кто такой Дюшан. Те, кто не знает, кто такой Дюшан, делятся на два типа: тех, кто хочет узнать, кто такой Дюшан и тех, кто знать этого не хочет. Наконец, те, кто не хочет знать, кто такой Дюшан, делятся на две категории: тех, кто готов навешать по ушам любому, кто попытается объяснить, кто такой Дюшан и тех, кто за это бить не будет. И вот, социология интеллигентов из небольших городов такова: на одного знающего, кто такой Дюшан, приходится 100 тех, кто не знает, знать не хочет и готов навешать. А остальных, в общем, как будто и нет.

Во-вторых, в небольших городах Беларуси есть инфраструктура городской жизни, но как будто очень мало самой городской жизни. Кафе, в котором мы обедали в Бобруйске, давало фору любому минскому заведению: горячее было превосходным, а цены приемлемыми.

Так вот, в этой прекрасной кафешке ели только мы четверо: двое местных и двое минчан. Все остальные заходили опрокинуть 50 грамм без закуски. Т. е., городские учреждения (включая, кстати, знаменитый Ледовый дворец) — это такая «Мария Селеста»: «экипаж», который должен их заселять — куда-то исчез.

В‑третьих, в маленьких городах все куда жестче, чем в Минске. Первую половину дня мы говорили о политике, слушали всякие грустные истории про местное КГБ, местных идеологов и плохую реставрацию архитектурных памятников. Бобруйск казался ужасным. Но, с другой стороны, в маленьких городах все куда мягче, чем в Минске: потому, что потом мы встретились с оптимистичным журналистом Дмитрием Растаевым, который, гуляя по городу, обращал наше внимание на крепость, историю города, рассыпавшиеся ступеньки, круто уводящие в башенку постового, которой уже 200 лет… «Забейте!» — примерно таков был Димин ответ на любой тревожный вопрос о жизни в городе.

Словом, хочешь — живи в страшном Бобруйске. Хочешь — в смешном, трогательном Бобруйске. Хочешь — в историческом Бобруйске. Хочешь — в еврейском Бобруйске. Хочешь — в Бобруйске с «жывотными». Нужно только уметь махнуть рукой и переместиться в нужную тебе реальность. Куда менее враждебную. Но качество реальности является свойством воспринимающего субъекта, не иначе.

Ну и последнее: о пропасти между Бобруйском и Минском. Когда слушаешь про местные страсти, про идеологов, про реставрацию, когда отвечаешь на вопросы бобруйчан, есть впечатление, что приехал в какую-то иную страну, не Беларусь. А ведь это странно: ладно в России на Сахалине и в Москве — две совсем разные России. Так ведь махина какая! А у нас страна — небольшая, было бы логично, находясь в Бобруйске, чувствовать себя ровно в том же государстве, в котором чувствуешь себя в Минске. Вот только как? Когда на встречах читатели спрашивают про курение в школах и проблему СПИДа — зная, что перед ними вроде как просто пишущий человек, а не чиновник Минздрава?

И тут мы вплотную подходим к роли интеллектуалов в сближении Бобруйска и Минска. Мой приятель как-то говорил: если хочешь напиться, — выпей бутылку водки. А вот если тянет на приключения — возьми «Крыжачка».

Уважаемые визуальные исследователи, теоретики литературы и кино, искусствоведы и перформеры. Хотите узнать жизнь — с новой, свежей, сносящей башню стороны — съездите на встречу с ценителями искусства и литературы в Бобруйск. Полутора часов вам вполне хватит, чтобы быстренько переоценить все, что вы знаете о Вселенной.