Как автократы манипулируют историей, чтобы удержаться у власти

Кэти Сталлард вела репортаж из Украины в 2014 году, когда Россия аннексировала Крым. Будучи иностранным корреспондентом британского телеканала Sky News, она наблюдала за тем, как президент России Владимир Путин ссылался на Вторую мировую войну, чтобы оправдать аннексию. 

В своей книге «Танцы на костях: история и власть в Китае, России и Северной Корее» Сталлард анализирует, как лидеры этих стран манипулируют и искажают исторические повествования о войне, чтобы сохранить и укрепить свою власть. Для написания книги Сталлард использовала свой опыт работы на местах во всех трех странах.

Кэти Сталлард отмечает, что в России Владимир Путин использует память о Великой Отечественной войне как национальную религию. В Китае президент Си Цзиньпин использует Вторую мировую войну как маркер конца так называемого «века унижений» Китая. Нарративы о войне особенно важны в Северной Корее, где Ким Ир Сена ложно представляют как героя войны, освободившего страну от японского колониального господства в 1945 году и обеспечивший победу над США в Корейской войне в 1953 году.

Это история, отмечает Сталлард, «испачканная патриотизмом».

Журналист Coda Sto­ry Лиам Скотт поговорил с Кэти Сталлард о ее новой книге и о том, как автократы манипулируют историей. Сейчас Сталлард работает в Вашингтоне на позиции старшего редактора по Китаю и глобальным вопросам в журнале New States­man. Разговор был отредактирован для большей ясности.  

Вы задались целью изучить, как автократы используют историю, чтобы удержаться у власти. Как бы вы резюмировали свой опыт? 

В книге речь идет о том, как эффективно и зачастую цинично лидеры таких режимов манипулируют историческими повествованиями в угоду собственным политическим целям, чтобы позиционировать себя как патриотических защитников своих стран, а всех, кто выступает против них, — как предателей. Но на самом деле, прежде всего они делают это для укрепления собственной власти и получения поддержки населения.

Фраза, вынесенная в название вашей книги — «Танцы на костях» — принадлежит российскому активисту. Что она значит и почему вы вынесли ее в название?

Предыстория такова: российские журналисты из Томска создали низовое движение «Бессмертный полк», которое, по сути, должно было стать альтернативой, по их мнению, очень напыщенным и милитаристским официальным мероприятиям, посвященным Второй мировой войне и Дню Победы. Речь шла о тихом шествии с фотографиями своих родственников. Но когда «Бессмертный полк» стал очень популярным, власти решили взять его под контроль. Один из создателей дал очень раздраженное интервью, сказав: «Ребята, прекратите, прекратите. У нас у всех есть родственники, которые умерли. Вы устраиваете танцы на костях». Тот случай как раз говорит об очень циничном манипулировании болезненными воспоминаниями и переживаниями.

Насколько важна такая эксплуатация исторических нарративов? Используют ли автократы еще какие-то методы?

Я думаю, элементов много и вместе они работают очень эффективно, поэтому трудно вычленить один и рассматривать его отдельно. У Тимоти Фрая в книге «Слабый силач» есть цитата о Путине, в которой он говорит, что гораздо легче быть популярным автократом, чем непопулярным. Если завтра они перестанут ссылаться на историю, устоят ли эти режимы? Думаю, да. Но автократам хочется укреплять, повышать устойчивость и надежность режима, поэтому они внедряют подобные идеи. Часть населения принимает их, и это усиливает режим. 

Исторические нарративы тем и хороши, что они долговечны — особенно во время экономических трудностей. Обвинить внешних врагов, прошлые победы (или поражения) в настоящих проблемах и лишениях — крайне эффективный метод. 

Поэтому методы автократов трудно разделить. Я считаю, что важно рассматривать их как часть большого арсенала.

Наверное, невозможно понять, сколько все это стоит, но все-таки — какова примерная цена манипулирования историей?

В Северной Корее есть совершенно поражающие вещи. Музей Победоносной Отечественно-освободительной войны в Пхеньяне — совершенно необыкновенное по масштабам и амбициям здание. Конечно, точного бюджета строительства мы не знаем, потому что в стране нет прозрачности. Но в Северной Корее, где есть люди, которые хронически недоедают, где дети отстают в росте из-за нехватки калорий, власть выбирает потратить несколько миллионов долларов на эти музеи. Это деньги, которые могли бы пойти на другое.

Какую роль в этих кампаниях играют государственные СМИ? 

У каждой кампании разный тон. Одна из вещей, которую Россия сделала более эффективно, чем Китай, — государственные телеканалы в России стали в том числе развлекательными, их интересно смотреть. Вы можете не верить в содержание, но они приложили много усилий, чтобы сделать провокационные и драматичные ток-шоу очень «смотрибельными».

Зачастую китайские вечерние новости очень сухие. Это не то, что вы бы стали смотреть для развлечения. Правда, в последние годы они стали гораздо активнее использовать другие средства массовой информации, например, снимать крупнобюджетные фильмы.

Каковы последствия таких кампаний для людей, которые не живут в Китае, России или Северной Корее? 

Написание книги заставило меня обратить внимание на то, как лидеры в США, Великобритании и других странах обращаются к истории, чтобы закрепиться во власти. Например, в США идут дебаты о том, стоит ли людям вспоминать про темные стороны прошлого или это непатриотично. Но я считаю, что мы должны проблематизировать как можно больше.

Вообще все страны мира так или иначе говорят своим гражданам, что они герои истории, а их страна — сила добра. То есть это неисключительное стремление. Лидеры всех стран опираются на различные версии прошлого, просто в России, Китае и Северной Корее это доведено до крайности.

Но в целом эта идея привлекает не только автократов, поэтому нам всем следует быть начеку.

В заключении книги вы сказали, что писали ее эпилог в январе, когда российские войска были сосредоточены на границе Украины. Затем Россия вторглась в Украину. Не касаясь конкретно России, вы написали: «Будущие войны будут вестись на фоне искаженной версии истории». Каково вам было наблюдать за тем, что произошло с тех пор?

Это было по-настоящему сюрреалистично. Когда Путин в своем выступлении утром сказал, что это операция по денацификации, я подумала: «ну, конечно». Как будто я должна была понять, что все к этому идет. Я просто не ожидала, что он пойдет на это. У меня было ощущение, что это воплощение идей книги в жизнь. Это самый худший сценарий.

Я потратила много времени, размышляя о манипулировании истории в абстрактном, теоретическом смысле, но видеть, как это используется для того, чтобы лишить жизни реальных людей и разрушить города в Украине, действительно тошно.