Театр абсурда с игрой в работу. Мои семь лет на беларуском телевидении

De mor­tu­is aut bene aut nihil — о мертвых либо хорошо, либо ничего. О БТ стоило бы так же. Стереть из памяти, оставив в кармашке лишь краешек воспоминания: метро, улица Макаенка, напротив — парк Челюскинцев. Мне рассказывали, что еще лет двадцать-тридцать назад там кипела жизнь. Неважно, в каком отделе вы работали, люди светились творческой аурой, заполняя пространство энергией. Тогда еще томилась в сердцах мысль о том, что телевидение — это магия.

Я с трепетом пришла на телевидение десять лет назад. По знакомству, как и все. Образование гуманитарное — подходит. Ничья не сестра, не дочь, не любовница. Шапочный отклик на возникшую вакансию, которую распространяли среди коллег. И вот, я на пороге огромной махины, которая казалась удивительной пещерой, полной сокровищ и опасных драконов. В реальности — театр кукол и абсурда, где те же драконы, плюшевые законы и бесконечная игра в работу.

«Не работа, а золото»

Дирекция лицензионных программ и кинопоказа стала моей обителью на долгие годы. Я любила шутить, что смотрю фильмы, и мне за это платят деньги. Что на деле было правдой. Помимо бумажной работы с расстановкой хронометражей в сериальной и киношной линейке, приходилось в обязательном порядке всё «отсматривать». Иногда — пересматривать киноленту, которую знаешь до запятых. Оно ж как: выскочило у коллеги под титры «релиз предоставлен…» — и всё, скандал, все издеваются, мол, БТ скачивает пиратские фильмы. Лишение премии, увольнение начальника. Такое априори произойти не могло, компания закупает только лицензированную продукцию. На каком этапе произошла подстава — загадка. Но виноват всегда редактор. Редактор — существо запуганное. Одно твердят все кругом, такая работа — золото.

Сидишь в тесном кабинете, за пахнущим клеенкой офисным столом из ДСП. Старый монитор мигает длинными расползающимися полосками. Ты таскаешь в пакетах по тридцать Beta­cam’ов (увесистая видеокассета цифрового формата записи, представленная Sony в 1993 году — прим. ред.) из одного технического корпуса в башню на восьмой этаж, из каждой извлекаешь паспорт, данные переписываешь в тетрадь, потом — в недельную программу. После тянешь кассеты обратно в технический корпус в «просмотровую», чтобы смотреть эти фильмы и рапортовать начальству. Потом тянешь кассеты обратно в кабинет, чтобы их у тебя забрал ассистент.

В те годы программа обсуждалась с жаром. Вместе с завотделом, покойной сейчас Ольгой Дмитриевной, мы придумывали рубрики: «фильм недели» или культурный четверг, когда вечерами кино только для эстетов. Начальство потом эту программу меняло.

Представьте, вы просмотрели девять кинолент, расставили вручную рекламу, все это десять раз переписали и проверили. А потом, накануне сдачи программы в газеты, начальник в лице продюсера, директора или главы компании — р‑раз и всё изменил. «Бэтмена» — на «Супермена», «Иронию судьбы» — на «Москва слезам не верит». Никакой ощутимой логики, просто власть: я могу, значит, делаю. Ему же плевать, что тебе теперь надо заново метнуться тем же сложным маршрутом из одного корпуса в другой, заново кассету промотать, паспорт изъять, хронометраж новый нарисовать. А если у фильма негодный ОТК, еще и успеть отдать на проверку. Часто ленты изнашивались, и ОТК оказывался непроходной.

Ты бегаешь бледным муравьишкой, но чувствуешь, как в тебе бьется сердце. Ты весь такой телевизионный — дело делаешь.

Политический шлейф дирекции кинопоказов

Случались в работе абсурды. Политический шлейф просочился и в нашу работу. Рассказывали историю, что на другом канале уволили редактора, который поставил в день рождения президента фильм «Бедная Саша». Мол, там наверху уловили некий завуалированный намек, а это очень власти обидно. Еще мультфильм про паучка запретили, поставленный в семь утра. Он по сюжету был чрезвычайно одиноким и несчастным. Из администрации позвонили и просили больше такое в «праздник» не ставить. Правда или быль? Не знаю, но указание было принято. Нам приходилось учитывать нюансы обидчивости политической власти, и название кинофильма должно было соответствовать. Светиться радостью, счастьем и подобострастным обожанием. В топе всегда была лента «Белые росы».

Помню, как мы забыли о дне рождения вождя и вспомнили об этом, когда программа уже должна была лежать на столе у председателя за подписью. Наспех меняли «Криминальное чтиво» на «Идеальный мир». А на НТВ об этом подзабыли, так и пошел в мир «Ганнибал. Восхождение». Совершенный в своей прозрачности намёк, если верить в абсурдность ситуации.

Ныне обстоятельства изменились. Мой глаз нервно дернулся, когда завотделом сказала поставить в «этот» день фильмы «Каникулы строгого режима» и «Папа напрокат». Она успокоила меня тем, уже никто не обращает внимания на названия, выискивая нелепые крамолы.

Постепенно творчество исчезало, испаряясь под давлением вкусовщины начальства. Фильмов становилось меньше, сериалов — больше.

Работа на аудиторию — это козырь телевидения. Смотреть фильмы было нужно лишь для того, чтобы там не проскочила надпись на стене «луку на муку», бела-чырвона-белы флаг, Сергей Михалок. Важно было не напутать серии очередного длинно-мыльного сериала вроде «Маши Березиной».

Лицом к лицу с аудиторией

Однажды я оказалась в кардиологическом отделении больницы скорой помощи. Там были сплошь женщины и мужчины за семьдесят с предынфарктным состоянием, аритмией и ишемией. Я сидела в фойе, на часах было почти четыре. Тишина, запах корвалола и банановой кожуры. Двое мужчин проводили время в метре от телевизора, глядя спортивную передачу на стареньком «горизонте». Неожиданно началось движение. Из палат выходили пациентки, таща за собой стулья. Они наводнили коридоры, как мертвецы в фильмах ужасов — незаметно и неожиданно. Дамы расставили стулья в фойе, и самая бойкая прогнала мужичков в одну секунду. «У нас сериал!» — скомандовала она, и несчастным оставалось покинуть помещение, потому что противостоять армии бабушек нереально.

«Ах, вот оно, что!» — догадалась я, вспомнив программу первого канала. В четыре часа показывали ту самую «Березину», из-за которой меня как-то лишили премии. Я перепутала порядок, и гневный телезритель предал меня анафеме. Между тем, в больничке старый «горизонт» отказывался показывать Бэтэшечку. Я наслаждалась разыгравшимся передо мной спектаклем. Женщины роптали. В их глазах я видела неподдельный ужас: пропустят очередную серию любимого сериала. Они с жаром обсуждали сюжет, все эти аборты, разводы и предательства. Затем главарь женской банды вытащила за локоток из дальней палаты мужичонку и поставила его перед подыхающим «горизонтом». У мужика просто не было выхода. Брать на себя ответственность за жизни более двадцати женщин в кардиологическом не рискнул бы никто. Спустя пару минут телевизор, покашливая и шипя, запел сопливой заставкой.

Бабушки выдохнули, надели очки и уставились в ящик. Вот они — моя аудитория… Я благодарно улыбнулась, в шоке уползая в палату.

По своей воле отсюда люди не уходят

Переход на цифровое вещание сделал работу донельзя легкой. Значительно упростился труд. Канули в прошлое «бетакамы» и беготня между корпусами. Данные находились в компьютере, на месте ты смотрел фильмы и делал рекламные вставки. Слепить недельную программу можно было за три-четыре часа работы. В оставшееся время слоняешься по телецентру, раскладываешь пасьянс, смотришь сериальчик. В общем, работа-мечта, для предпочитающих прокрастинацию.

Однажды я дорвалась до кастинга телеведущих. Со стороны кажется, что работа легкая: тараторишь в камеру и все дела. Но тут как в футболе. Пока ты сидишь перед телевизором, уверенно раздаешь указания футболистам и замечаешь ошибки, ты чувствуешь себя профи. А перед камерой — тушуешься. Теряешь самообладание и выглядишь, словно испуганная ящерица с глазами навыкате. А еще нужно телетекст читать. Ну, думаешь, это легко, читать я еще в четыре года научилась. Акценты, правда, убегают, в словах начинаешь путаться, лицо паникует, расползается, а ты же помнишь — надо быть расслабленным и уверенным. Тяжело, словно мешок картошки несла с Комаровки пешком.

Вне дирекции кинопоказа на телевидении однозначно присутствовали труд и усилие. Вопрос только в качестве продукта. То, что выпускает в эфир БТ, пахнет нафталином, вязаными покрывалами, рожью и упоительным закатом.

Это архаично и монументально, как пирамиды в Египте, но увы, лишено культурной ценности. Есть ощущение, что БТ работает на аудиторию, которая живет в забытой деревеньке в тихой глуши. Они там не в курсе, что СССР давно распался. Когда я положила заявление об увольнении на стол замдиректора, она спросила о том, нашла ли я работу. Получив отрицательный ответ, не поверила, воскликнув: «Отсюда люди не уходят!»

Действительно, как можно уплыть из тихой гавани, в которой работают преимущественно женщины? Трудовая деятельность минимальна, и, главное, за твое бездействие тебе платят зарплату! Ты социально защищен, на территории телевидения — столовая, медицинский кабинет, тренажерный зал. Это место, где от скуки даже мухи разбиваются о стёкла, в надежде вырваться на волю. Событие лета — кто-то изгадил стены в женском туалете. Зато у каждого работника на столе стоит компьютер — прогресс! В 2006 году компьютер был один на всех редакторов.
Новые компы закупаются в первую очередь для продвинутых дирекций, типа АТН. Использованные уже передаются дальше. Мой компьютер запускался двадцать минут. Включить одновременно несколько программ было бесперспективным делом. Забавно, что на 80 % вещание состоит из многочисленных фильмов и сериалов. Дирекция кинопоказа считается отсталой, поэтому обеспечение техникой работников не было в приоритете. Скажите спасибо, что в туалете бесплатная бумага.

Мои коллеги

Нас в кабинете четверо. Комната маленькая, поэтому, если прикрыть окно, можно задохнуться. Откроешь окно — сквозняк. Закроешь — духота. Откроешь дверь — пахнет мужским туалетом, что напротив. Коллега в кабинете в обеденный час тихо спит, изредка похрапывая. Другая коллега постоянно висит на служебном телефоне. Как-то подсчитала, что за тридцать минут она поговорила по телефону пять раз. Иногда снисходила до того, чтобы выходить из кабинета, чтобы личные секреты никто не услышал.

В остальное время приходилось постоянно слушать её крики на мужа, на детей, свекровь. Бесконечные диалоги с подружками на темы того, как отдохнула в Турции, воспитание детей, жалобы на безденежье, учителей, погоду. К концу дня возникало желание застрелиться от неумолкающей речи с раздраженными нотками. Просьбы не разговаривать так много и так громко она игнорировала.

Красить ногти в кабинете — обычное дело для всех. Я считалась сукой за то, что не разрешала делать маникюр в рабочих стенах. Любили наши женщины на рабочем месте и постричься. Вызовут парикмахера, соберутся в одной из комнат и стригутся по очереди, разбрасывая волосы по периметру. Как еще гинеколога не позвали, удивляюсь.

Когда выходишь из кабинета — ударяешь дверью женщину. Та обычно делала вид, что шла мимо. На деле – подслушивала. Какие секреты она пыталась выведать, загадка.

Наша дирекция — не Пентагон. Максимум, что люди обсуждают – это огороды, обновки, детей, Анжелику Агурбаш. Каждый развлекается, как может, делая вид, что работает. Вот так день за днем мимо проносится восемь часов твоей жизни.
Зато люди смотрят!

Завотделом подбадривает: «На Беларусь‑1 очень хорошие рейтинги! Люди нас смотрят!» В этот момент мы пересматриваем сериал «След», чтобы подмечать кровавые сцены. Так как фильм идёт в утреннее время, пенсионеры пишут жалобные письма. Удивляет, что это дерьмо вообще кто-то смотрит.

После трех убийств с изнасилованием, расчленёнкой и повешением ребенка чувствуешь себя выпотрошенной курицей. Начинаешь по-другому смотреть на работу врачей и учителей. В их ежедневной рутине хотя бы присутствует смысл. В работе дворника, кассира, патологоанатома — смысл есть. А какое в моей деятельности значение? Мне было стыдно говорить, где я работаю.

Иногда я представляла, что на БТ упал самолет, разрушив эту чертову обитель в щепки. На месте темной башни — ровный пустырь и одинокие буквы «Б» и «Т». Искореженные, обгоревшие, как память о тлене телебытия… Когда неизвестные забросали стены компании краской, я обрадовалась. Стало очевидным: пора с этим состоянием что-то делать. Ты либо принимаешь режим, либо нет. Либо ты на этой стороне, либо на другой. В последние годы я чувствовала себя Штирлицем в стане врага, с яркой и диверсионной миссией.

Я еще не покинула стены телевидения, а на мое место уже желало попасть три человека.

За семь лет работы на БТ у меня черный пояс по раскладыванию пасьянса «паук» сложного уровня. Знаю все самые тупые фильмы российского и украинского производства. Вот и все мои достижения.